Я протестующе замотала головой:
— Совпадение! Просто совпадение! Как существует ограниченное количество сюжетов, так в мире тысячелетиями повторяются одни и те же типажи! Гены, расы, структуры ДНК.
— А я думаю, — с пугающей нежностью коснулся моей пряди и завел её за моё ухо Финн, — что ты даже характером бунтарки похожа на Нефертити. Та была революционеркой тоже.
— Хм… Разве у тебя есть доказательства?
— И упрямством, — рассмеялся Финн, ласково глядя на меня, — кто-то не учится на своих ошибках тысячелетиями.
— Ты не можешь так говорить, потому что фактов нет!
И вдруг я вспомнила то, что можно было считать фактом: упаковку с ватными дисками я не положила на полочку над раковиной. Утром я торопилась и, уронив, пристроила диски в косметичку за полтора метра до умывальника, на окно, возле которого красилась. Там свет лучше. Глядя на Финна и огни ночного Парижа за его спиной, я подумала: «А кто же тогда «уронил» диски в раковину и включил воду? И зачем?»
Во рту у меня пересохло, ум попытался заработать, хотя это было сложно.
«Всегда надо искать того, кому выгодно», — выдала память цитату из детектива. И по моей спине снова побежали мурашки щекотными бисеринами — он, одуряюще привлекательный, пахнущий так, что разум отключался, притягивал меня к себе и склонялся всё ниже. Его лицо было уже совсем близко.
— А для чего тебе нужно, чтобы я жила рядом? — вырвалось у меня.
— Чтобы целовать тебя, — выдохнул он и обхватил мои губы своими.
Глава 7
Как бы ни отключался мозг от поцелуя, я отстранилась и спросила:
— Что ты им сказал?
— Кому? — пьяными глазами взглянул на меня Финн.
— В гостинице?
Он усмехнулся.
— Что ты будущая звезда, а я звезда настоящая, и что наши фото они могут повесить в рамочку в холле и зарабатывать себе звёздочки, и что если они будут зайками, мне будет не лень в ответ на понимание написать пару строк об их гадюшнике у себя в Инстаграме. Я назвал обычный ценник на рекламное сообщение в моём аккаунте, и у них вылезли глаза.
— Зачем мы тогда сбегали?
— Чтобы они не успели оклематься от удивления и не догадались нас сфотать. Тогда пиши пропало: жадность наживы родилась раньше человека.
Я кивнула ему, подумав о своём дяде. Финн взял мои пальцы в свои и начал перебирать их, как струны гитары, от чего снова стало сложно думать. Ночная жара прорывалась в приоткрытые щели окон, мимо пролетали огни, подсвеченная призрачно зелёным колокольня, вывески магазинов.
— Как же ты приехал так быстро?
— Не поверишь: чистое везение. Мы работаем в студии на площади Бастилии, я б и пешком добежал минут за семь, но с навигатором и на колёсах быстрее.
От его голливудской улыбки у меня закружилась голова.
— Почему ты так смотришь? — спросил Финн.
— У тебя такие зубы… белые.
Он хохотнул.
— Думаешь, не настоящие?
Я залилась краской.
— Считай меня вампиром, — смеялся Финн. — Если хочешь, завтра покажу тебе, что такое профессиональная студия. Это улёт! Правда, времени много я не смогу тебе уделить, работа. Так хочешь?
Я кивнула, прикрывая улыбкой стыд за собственную недоверчивость, как вазой пятно на скатерти. Судить надо по делам, а он примчался на помощь. Но всё-таки напор Финна и то, как легко я ему сдавалась, противоречили чему-то в душе, словно чужая кошка, настойчиво царапающая двери с улицы. Морали, о которой говорил отец? Или были напоминанием о позоре, о котором так много твердили в последнее время родственники. На них мне плевать, а вот на отца… Даже пусть его нет в живых, для меня это не так.
— Что? — спросил Финн.
Я потупилась, затем подняла глаза и сказала:
— Мой папа говорил: «У нас должно хватить сил на один подлинно правильный поступок, то есть на то, чтобы сказать себе: я не должен этого делать. Или не должна». Поэтому я и говорю…
Финн изумлённо склонил голову.
— Ты о чём? Стоп! О сексе?
— Да. Мы не должны.
— Хм, тебе настолько не нравится, как я пою?
Я растерялась, он расхохотался и похлопал меня по руке:
— Велю постелить тебе в ванной.
Я моргнула, а он добавил, смеясь уже тише:
— Боже, Дамира, нельзя же быть настолько доверчивой!
Это я-то? Кхм… Я тоже позволила себе улыбнуться, а потом и засмеяться на следующую шутку — воздух в такси между нами завибрировал звонко и дрожал, как будто под нашими сиденьями горел костёр. Я положила руку на сиденье. Он тоже. Между нашими мизинцами оставалась дюжина сантиметров, а я его чувствовала. Разве это возможно?
Мы проехали остаток пути, поглядывая друг на друга, и в этой простоте было больше эмоций, чем во всех поцелуях, что случались со мной раньше. Финн что-то писал в телефоне, а я подглядывала за ним. Почему мне кажется, что я знала его всегда?
Конечно, услышала я о Максе Финне лет пять назад, его песни мне казались дурацкими, а сам он — самовлюблённым, пустым, а сейчас… — я взглянула на него, вновь испытав волну стыда. — Так хочется прикоснуться!
Я вздохнула. Получается ли что-то из таких неравных связей? Может, для него это интрижка, развлечение на одну-пару ночей? Ну, вот и узнаем.
— Все нормально, Катрин не против, — сказал Финн.