Новая жизнь

Давно владел Амур душой моею,
Я исполнял его все повеленья.
Но раньше власть его была мученье.
Теперь всем сердцем я его лелею!
Когда ж, ему покорный, я слабею
И духи все трепещут от волненья,
Я исполняюсь сладости томленья,
В лице меняюсь сразу и бледнею.
И так Амур душой овладевает,
Что только вздохи из груди смятенной
Прелестнейшую донну
Красноречиво молят о спасеньи.
И я всегда пред этим взором чудным
Робею так, что и поверить трудно.

Глава XXIX

Quomodo, sedet sola civitas plena populo! facta est, quasi vidua domina gentium[46].

Я работал еще над этой канцоной и только что окончил приведенную выше строфу, когда праведный Бог отозвал эту прелестнейшую, чтоб она блистала под знаменем благословенной Царицы Maрии, чье имя с таким благоговением произносили уста блаженной Беатриче. Пожалуй, следовало бы теперь рассказать о том, как она покинула нас, но я не хочу говорить об этом по трем причинам: во-первых, это не относится к моим планам, если мы хотим придерживаться того введения, которым начинается эта книжечка; во-вторых, если бы даже это и совпадало бы с моими планами, мое перо не смогло бы подобающим образом описать все это; в-третьих, если бы даже и то и другое было возможно, не подобает мне повествовать об этом, потому что, рассказывая, я должен был бы хвалить самого себя (а это стыдно и недостойно для всякого, кто так делает), и поэтому я предоставляю изложить все это какому-нибудь другому толкователю.

Но так как цифра 9 часто упоминалась мною, и, как кажется мне, не без основания, а с ее смертью она тоже неоднократно связана, подобает здесь сказать нечто, что подходит к моим намерениям. Сначала я скажу, как это число относится к ее смерти, а потом объясню, в чем тут дело, отчего эта цифра была для нее такой дружественной.

Глава XXX

Я говорю, что по итальянскому счислению благороднейшая душа ее отлетела в первый час девятого дня в месяце, а по сирийскому исчислению она отлетела в девятый месяц года, так как там первый месяц Тизрин, тот, что у нас зовется октябрем. А по нашему счислению она преставилась в тот год нашей эры, то есть от Рождества Христова, в который идеальное число девять раз было повторено в том столетии, в котором она родилась на свет; а это было по христианскому летосчислению тринадцатое столетие[47]. Причиной этому могло быть то, что это число ей было благоприятно; и так как выходит, по Птоломею и по христианской истине, что девять сфер небесных вращаются, а по общему мнению астрологов, названные сферы влияют на Землю, следуя своему обычаю, все вместе, это число было ей благоприятно, это значит, что при рождении ее все девять подвижных небесных сфер действовали в полном единении. Это объяснение всего, но, более тонко размышляя и по непреложной истине, нужно признать, что это число была она сама; я утверждаю это по сходству, и это значит вот что: число три — корень девяти, потому без помощи другого числа, само на себя помноженное, дает девять, как явствует из того, что трижды три будет девять.

Значит, если три само по себе есть основатель девяти, оно в то же время есть чудесный фактор, так как Отец, Сын и Дух Святой суть трое в одном; эту донну сопровождала всегда цифра девять, это значит, что она была девяткой, т. е. чудом, в корне которого лежит только чудесная троица. Быть может, для более тонких людей потребовалось бы и более тонкое толкование, но я привел то, которое я вижу и которое мне нравится[48].

Глава XXXI

После того как эта благороднейшая донна рассталась с этим миром, остался весь город, как вдова, лишенный всякого достоинства, и я еще, проливая слезы в печальном этом городе, написал владетелям некоторых земель обо всем, что случилось, взяв за заголовок слова Иеремии-пророка: как пуст стал город! И я это сказал, чтобы другие не удивлялись, почему я привел их раньше как введение к новому повествованию, которое следует за ними. И если бы кто хотел меня упрекнуть в том, что я не написал здесь тех слов, которые следуют за вышеприведенными, извините меня в том, так как намерением моим не было вначале писать иначе как по-итальянски, а так как те слова, что следуют за приведенными, все латинские, было бы противно моим желаниям их переписывать. И это нaмеpeниe известно моему другу, которому я написал все это только по-итальянски.

Глава XXXII