— Нтъ, нтъ, можетъ бытъ, и не потому, разъ она это говорить… Но у него было такое чувство, что это именно для этого было сдлано. И онъ подумалъ, если у него безъ трости нехорошій видъ, то… — Вдь съ тростями гуляли также и об несчастныя стриженыя овцы, съ которыми постоянно пребываетъ Ойэнъ. Короче говоря, онъ подарилъ палку первому попавшемуся… Но были еще и другія вещи, другія мелочи. Она хотла итти въ оперу, онъ не могъ ее проводитъ, но она, несмотря на это, все-таки шла, и тогда онъ говорилъ себ: она все-таки идетъ въ оперу, несмотря ни на что, она не настаиваетъ на томъ, чтобъ я провожалъ ее — хорошо, и это радовало его въ душ, радовало его безгранично и такъ дале. На ней было свтлое шерстяное платье, и если онъ бывалъ съ ней, то его платье покрывалось волосами и шерстью. Она никогда этого не замчала. Онъ чистилъ и отряхалъ долго посл ея ухода, и все-таки у него. былъ видъ, будто онъ съ платьями лежалъ въ постели; она это замчала? Никогда! И онъ говорилъ себ: она никогда этого не замчаетъ, никогда не видитъ. И, такимъ образомъ, одно обстоятельство за другимъ становилось между ними и, въ конц концовъ, совокупность всего этого привела къ непреодолимой антипатіи. Положительно, во всемъ онъ видлъ въ ней недостатки. Были сотни мелкихъ вещей. Вотъ недавно у нея были такія опухшія губы, что она совсмъ смяться не могла и это непріятно подйствовало на него, совсмъ испортило ей лицо. Боже мой, она не должна думать, что онъ упрекаетъ ее, упрекаетъ ее за то, что у нея были опухшія губы; вдь въ этомъ она была невиновата, а онъ не настолько глупъ. Нтъ…. И въ конц концовъ все было такъ нехорошо, что онъ просто даже боялся ея прихода; она должна ему врить, вотъ онъ здсь сидлъ на этомъ стул и страдалъ, безгранично страдалъ, когда онъ слышалъ на стукъ. Но какъ только она спустилась по лстниц, онъ тоже приготовился выйти, пошелъ въ ресторанъ и пообдалъ тамъ съ большимъ аппетитомъ, очень хорошо, безъ всякихъ угрызеній и сожалній о томъ, что онъ сдлалъ. Онъ хочетъ, чтобъ она все это знала, чтобъ она могла понять его….
"Но, милая Ханка, я все это сказалъ и, можетъ быть, я тебя еще больше огорчилъ этимъ. Я думалъ, что это необходимо; ты должна была видть, что это дйствительно иметъ свое основаніе; я не говорю ничего напрасно. Къ сожалнію, все это слишкомъ прочно заложено во мн. Но не относись къ этому такъ грустно, дорогая, не принимай это такъ близко къ сердцу. Ты знаешь, что, несмотря ни на что, я люблю тебя и искренно благодаренъ теб за все; и я никогда тебя не забуду, я это прекрасно чувствую. Скажи, что ты это перенесешь съ твердостью духа, тогда я доволенъ…"
Тутъ онъ остановился. Онъ настолько точно припомнилъ вс мельчайшія подробности, что не было сомннія, что онъ къ этому приготовился и придумалъ все то, что онъ скажетъ. И когда онъ наконецъ замолчалъ, онъ все еще сидлъ я вспоминалъ, не забылъ ли онъ чего-нибудь.
Спокойно и молча продолжала она сидть на своемъ мст. Да, ея дурное предчувствіе не обмануло ее, дйствительно, все лопнуло. И вотъ тамъ сидитъ Иргенсъ и говоритъ, что-то вспоминаетъ, чтобъ какъ можно лучше все выяснить. Онъ такъ много говорить, онъ обнаруживаетъ даже свои слабыя стороны, да, какіе жалкіе доводы онъ привелъ, чтобы хоть немного себя оправдать. Нтъ, у него она не могла просить совта, онъ, вроятно, укажетъ ей на объявленіе въ газетахъ по поводу сдающихся комнатъ, или можетъ бытъ, посовтуетъ ей взять посыльнаго. Какъ онъ терялся! Онъ какъ будто угасъ на ея глазахъ, онъ ушелъ куда-то вдаль, она видла его тамъ далеко въ комнат; у него были дв пуговицы на рубашк, его волосы были блестящіе и выхоленные. У нея было ощущеніе, будто его умная рчь какъ-то странно открыла ей глаза, да, онъ даже не побоялся ее обвинить въ томъ, что весной у нея на губ появилась трещинка. Вотъ онъ сидлъ…
У нея такъ все притупилось, что она не могла даже тотчасъ же взять себя въ руки, въ ней было лишь ощущеніе пустоты, какъ будто ее выдолбили, маленькая иллюзія, которую она старалась удержатъ — даже грусть исчезла. Кто-то поднимался по лстниц, она не знаетъ, открыта ли дверь или нтъ, но она не двигается съ мста; впрочемъ, шаги проходятъ мимо, наверхъ, въ верхній этажъ.
"Милая Ханка", сказалъ онъ, чтобъ утшитъ ее, насколько могъ. "Ты должна написать романъ, о которомъ мы съ тобой говорили. Нтъ сомннія, что ты можешь это сдлать, а я съ удовольствіемъ просмотрю рукописи. Ты должна серьезно объ этомъ подумать, и это тебя также и развлечетъ немного. Ты знаешь, что я желаю теб всего лучшаго".
Да, она когда-то думала написать романъ. Почему и нтъ? Сегодня выступала одна женщина, завтра другая, и вс женщины такъ красиво писали. Да, да, дйствительно, какъ-то пришло въ голову, что теперь очередь за нею. И какъ вс поощряли ее къ тому! Слава Богу, что она до сихъ поръ объ этомъ не вспомнила. Слава Богу!
"Ты ничего не отвчаешь, Ханка?"
"Нтъ", сказала она разсянно, "нтъ, это вдь правда то, что ты говоришь?"