Новая земля (Новь)

"Хе, напрасно ты этого не забыла!" отвчалъ Тидеманъ добродушно. Онъ шутилъ и былъ въ восторг. "Не женитесь, друзья, это дорогая шутка! Опять 100 кронъ!"

При этомъ онъ протянулъ жен красную бумажку. Она поблагодарила.

"Но къ чему это теб?" спросилъ онъ шутя.

"Этого я не скажу". И она прекратила всякій дальнйшій разговоръ на эту тему, она снова заговорила съ Агатой.

Въ это самое время вошелъ адвокатъ съ Гольдевиномъ.

"Ну, конечно, вамъ нужно войти", уговаривалъ адвокатъ Гольдевина. "Я ничего подобнаго никогда не видлъ, поймите, что я хочу выпить съ вами стаканъ пива. Послушайте, вы тамъ, помогите мн ввести человка".

Но когда Гольдевинъ увидалъ, кто были присутствующіе, онъ совершенно серьезно вырвался и скрылся въ дверяхъ. Онъ былъ у Олэ Генрихсена въ назначенное утро, общался заходить, но исчезъ. Съ тхъ поръ никто его и не видлъ до этого времени.

Адвокатъ сказалъ:

"Я встртилъ его тамъ, на улиц; мн стало его жалко, онъ былъ такой одинокій, но…"

Агата быстро поднялась, вышла въ дверь и догнала Гольдевина на лстниц. Они говорили тамъ нкоторое время и, наконецъ, явились оба вмст.

"Прошу извиненія", сказалъ онъ. "Господинъ адвокатъ былъ такъ любезенъ, что пригласилъ меня сюда на верхъ, но я не зналъ, что здсь еще другіе… что здсь такое большое общество", поправился онъ.

Адвокатъ засмялся.

"Большое общество въ ресторан, садитесь, пейте и будьте довольны. Что вамъ принести?"

Гольдевинъ успокоился. Этотъ деревенскій учитель, лысый и сдой, скрытный и молчаливый, теперь принималъ участіе въ разговор другихъ. Оказывается, онъ очень перемнился съ тхъ поръ, какъ онъ въ город; онъ отвчалъ, когда къ нему обращались, хотя отъ него нельзя было ждать, что онъ уметъ огрызаться. Журналистъ Грегерсенъ направилъ опять разговоръ на политику, онъ еще не слышалъ мннія Паульсберга, по этому поводу. Что же теперь будетъ? И какъ относиться къ этому факту?

"Какъ намъ относиться къ этому факту? Нужно отнестись къ этому, какъ вообще мужчины относятся къ подобнымъ вещамъ", сказалъ Паульсбергъ.

Въ это время адвокатъ Гранде спросилъ Гольдевина:

"Вы были, вроятно, сегодня въ Стортинг?"

"Да".

"Такъ что вы знаете результатъ. Каково ваше мнніе?"

"Я этого не могу вамъ сказать въ двухъ словахъ", отвчалъ онъ, улыбаясь.

"Онъ вдь не слдилъ подробно за этимъ дломъ, онъ недавно пріхалъ сюда", замтила фру Паульсбергъ благосклонно,

"Слдилъ? Слдилъ ли онъ за этимъ? На этотъ счетъ вы можете бытъ покойны", воскликнулъ адвокатъ. "Мы часто объ этомъ уже съ нимъ говорили".

Споръ продолжался. Мильде и журналистъ старались другъ друга перекричать по поводу паденія правительства; другіе высказывали свое мнніе по поводу шведской оперы, которую только что слышали; оказалось, что многіе изъ нихъ понимали музыку. И посл этого снова вернулись къ политик.

"Ну, господинъ Гольдевинъ, то, что произошло сегодня, васъ не поразило?" спросилъ Паульсбергъ, тоже желая быть благосклоннымъ. "Къ своему стыду я долженъ признаться, что я весь день ругался и проклиналъ".

"Вотъ какъ?" — сказалъ Гольдевинъ.

"Разв вы не слышите, что Паульсбергъ васъ спрашиваетъ, поразило ли это васъ?" спросилъ журналистъ рзко и коротко черезъ столъ.

Гольдевинъ только спокойно улыбнулся и пробормоталъ:

"Поразило? Да, каждый иметъ свое мнніе въ такихъ случаяхъ. Но это сегодняшнее ршеніе не было для меня неожиданнымъ; въ моихъ глазахъ это было лишь послдней формальностью"."Ахъ, вы, пессимистъ?"

"Нтъ, нтъ, вы ошибаетесь, я не пессимистъ".

Пауза.

Паульсбергъ ждалъ, что онъ еще что-нибудь скажетъ, но онъ больше ничего не сказалъ.

Принесли пиво, бутерброды, а затмъ и кофе. Гольдевинъ воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ бросить взглядъ на присутствующихъ; онъ встртилъ взглядъ Агаты, который кротко покоился на немъ, и это такъ подйствовало на него, что онъ сразу высказалъ все, что думалъ:

"А разв для васъ въ город ршеніе сегодня было такимъ неожиданнымъ?" И такъ какъ онъ на это получилъ полуутвердительные отвты, онъ долженъ былъ продолжать, чтобъ высказаться ясне: "Мн кажется, оно стоитъ въ прямомъ соотношеніи со всмъ остальнымъ нашимъ положеніемъ. Люди говорятъ такъ: ну вотъ теперь у насъ есть свобода, государственное право доставило намъ ее, теперь будемъ ею наслаждаться. И они ложатся и отдыхаютъ. Сыны Норвегіи стали "барами и хорошими мужьями".

Съ этимъ вс согласились. Паульсбергъ кивнулъ головой, — этотъ феноменъ изъ деревни, былъ, можетъ быть, не совсмъ глупъ. Но теперь онъ опять замолчалъ, упорно замолчалъ.

Однако адвокатъ снова вывелъ его изъ этого состоянія, спросивъ:

"Когда я васъ въ первый разъ встртилъ въ Гранд, вы утъерждали, что не нужно ничего и никогда забывать, никогда не нужно прощать. Это вашъ принципъ, или же…"