Новая земля (Новь)

"Да, вы, вы, молодежь, должны помнить разочарованіе, которое вы пережили сегодня и никогда его не забывать. У васъ было довріе къ человку, и человкъ этотъ обманулъ ваше довріе; этого вы не должны ему забывать. Нтъ, не нужно прощать, нужно отомстить. Я видлъ разъ какъ обращались съ лошадьми отъ омнибуса въ одной католической стран, во Франціи. Кучеръ сидитъ высоко на своихъ козлахъ и бьетъ, бьетъ своимъ длиннымъ хлыстомъ, но ничего не помогаетъ, — лошади скользятъ, он не могутъ устоять; несмотря на то, что гвозди подковъ врзаются въ землю, он не могутъ сдвинуться съ мста. Кучеръ слзаетъ, переворачиваетъ хлыстъ и пускаетъ въ ходъ ручку хлыста; онъ бьетъ лошадей по ихъ жесткимъ спинамъ, лошади опять тащутъ, падаютъ, поднимаются и снова тянутъ.

Кучеръ разсвирплъ, потому что все больше и больше собирается народу, смотрятъ на его замшательство, онъ бьетъ лошадей между глазъ, онъ отходитъ и снова бьетъ между задними ногами, между ногами, гд всего больне; лошади метались и скользили, и снова падали, какъ бы прося о пощад… Я три раза протискивался, чтобъ схватить кучера, и вс три раза я былъ оттиснутъ массой людей, не желавшихъ уступить свои хорошія мста. У меня не было револьвера, я ничего не могъ сдлать. Я стоялъ съ перочиннымъ ножикомъ въ рук и призывалъ Бога и всхъ чертей на этого кучера. Я молилъ, какъ никогда въ жизни, о мученіи, о вчныхъ страданіяхъ въ жизни и посл смерти для этого человка. Я молился и просилъ о томъ, чтобы меня услышали. Около меня стоитъ человкъ — женщина; она монашенка и носитъ крестъ Христа на плать; она говоритъ мн кротко: "Ахъ, нтъ, господинъ, какъ вы гршите! Богъ милосердъ, Онъ все прощаетъ". Я оборачиваюсь къ этой безконечно жестокой женщин, смотрю на нее и не говорю ей ни слова, я только смотрю на нее и плюю ей въ лицо"…

Это развеселило всхъ.

"Въ лицо, какъ? — Но что же изъ этого вышло? Чортъ возьми! какъ же вы выпутались?"

"Я былъ арестованъ… Но вотъ, что я хотлъ сказать: не нужно прощать, это такъ жестоко, это значитъ не признавать никакого права. За благодяніе нужно платить благодяніемъ, за зло нужно мстить, — если получаешь ударъ по правой щек и прощаешь и, кром того, подставляешь лвую, то тогда добродтель теряетъ свое значеніе… Посмотрите, сегодняшній результатъ въ Стортинг находится вн всякой связи съ тмъ положеніемъ, въ которомъ мы находимся. Мы прощаемъ и забываемъ вроломство нашихъ вожаковъ и извиняемъ ихъ колебаніе и слабость по отношенію къ ршеніямъ. Наша молодежь должна выступить, молодая Норвегія, сила и гнвъ. Но молодежь не выступаетъ, мы наклеили на нее псалмы и всякія квакерскія изреченія о вчномъ Мир. Мы учили ее смотрть на все съ кротостью и снисходительностью и преклоняться передъ тми, кто достигъ высшей степени безпомощности. И вотъ наша молодежь уже взрослая и бодрая, шести футовъ ростомъ, стоитъ и сосетъ свою бутылочку, становится кроткой и жиретъ: ударяютъ ихъ по одной щек, они, извиняясь, подставляютъ другую, держа кулаки въ карман…"

Рчь Гольдевина не возбуждала остраго вниманія, его просто только разсматривали; онъ сидлъ съ спокойнымъ лицомъ, какъ всегда, и говорилъ слова безъ воодушевленія; его глаза горли, руки его дрожали. Онъ какъ-то неловко сложилъ ихъ и такъ сжималъ пальцы, что они хрустли, но онъ никогда не возвышалъ голоса. Въ общемъ, онъ имлъ неважный видъ: на немъ былъ пристяжной воротникъ, воротникъ вмст съ галстухомъ сдвинулся на бокъ и просвчивала голубая бумажная рубашка, но ничего этого онъ не замчалъ. Его сдая борода падала ему на грудь.

Журналистъ кивнулъ и замтилъ своему сосду:

"Недурно, онъ почти одинъ изъ нашихъ".

Ларсъ Паульсбергъ сказалъ шутя и все еще благосклонно:

"Да, какъ я уже говорилъ, я ничего другого не длалъ, какъ полдня ругался, такъ что я внесъ свою дань негодованія".

Адвокатъ Гранде между тмъ радовался, что ему пришло въ голову привести съ собой Гольдевина; онъ еще разъ разсказалъ Мильде, какимъ образомъ все это произошло. "Я подумалъ, что здсь, вроятно, не очень-то интересно, и вотъ я встртилъ этого человка около двери Тиволи; онъ стоялъ тамъ одинъ, и мн стало его жалко…"

Мильде началъ говорилъ:

"Вы говорите о положеніи, въ которомъ мы вс находимся, но думаете ли вы, что мы во всхъ отношеніяхъ страдаемъ безсиліемъ и малокровіемъ? Тогда вы глубоко ошибаетесь…"

Гольдевинъ улыбнулся и прервалъ его:

"Нтъ, этого я не думаю".

"Да что же вы думаете? Нельзя говорить о молодежи, которая такъ богата талантами, какъ наша, что эта молодежь безсильна. Чортъ возьми, можетъ быть никогда не было такого обилія талантовъ, какъ теперь въ нашей молодежи".

"Я тоже не зналъ такого другого времени", сказалъ и актеръ Норемъ, сидвшій на углу стола и молча пившій одну кружку за другой.

"Таланты? Да, это другой вопросъ, къ которому мы сейчасъ перейдемъ", возразилъ Гольдевинъ. "Но находите ли вы, что таланты нашей молодежи много общаютъ?"