Новая реальность

— Фальшивка, которая демонстрирует дальнейшую слабость в нашем стандартном приобретении и оценке предварительно классифицированной информации. Когда безупречный авторитет говорит нам что-то, как факт, мы немедленно, и без сознательного размышления, корректируем входящие сигналы, чтобы соответствовать этому факту. Монета внезапно приобретает красное окрашивание меди, и в ухе звенит фальшь.

— Я ухватил бы необычный звон, во всяком случае, — сказал Доббс упрямо, — без помощи безупречного авторитета. Звон оказался бы тем же самым, независимо от того, что вы сказали.

Боковым зрением Прентисс заметил, что Шпеер широко усмехнулся. Старый психолог предугадал его уловку? Он использует появившийся шанс.

— Доктор Шпеер, — сказал он, — я думаю, что у вас есть сказать кое-что интересное нашему сомневающемуся другу.

Шпеер сухо фыркнул.

— Вы оказались идеальным подопытным кроликом, Доббс. Монета подлинная.

Челюсть металлурга отвисла, когда он безучастно переводил взгляд с одного лица на другое. Затем его щеки медленно покраснели. Он бросил монету на стол. – Возможно, я – подопытный кролик. Но я и реалист. Я думаю, что это — кусок металла. Вы могли бы ввести меня в заблуждение относительно его цвета или состава, но, в сущности, и содержании, это – кусок металла. Он впился взглядом в Прентисса и Шпеера по очереди. — Неужели кто-то может отрицать это?

— Конечно, нет, — сказал Прентисс. — Наши умственные ячейки идентичны в этом отношении; они принимают то же самое сенсорное определение: «кусок металла» или «монета». Независимо от того, что это за объект, он испускает сигналы, которые наши умы способны зарегистрировать и абстрагировать как «монета». Но обратите внимание: мы делаем из этого монету. Однако, если бы я мог перетасовать свои корковые ячейки мозга, я мог бы найти, что это был стул, или корпус парохода, возможно с доктором Доббсом внутри, или, если бы перемешивание было экстремальным, то могло бы не быть никакого семантического[8] шаблона, в который могли бы быть направлены входящие стимулирующие сигналы. Не было бы вообще ничего!

— Конечно, — с издевкой проговорил Доббс. — Вы могли бы сделать это?

— Почему бы и нет? — спросил Прентисс. — Я думаю, что мы всегда можем сделать это. Вопрос о самой простой вообразимой вещи. Если бы вы сжали эту монету так, чтобы устранить пространство между ее составляющими атомами и электронами, то вы не смогли увидеть ее и в микроскоп.

Доббс уставился на загадочный золотой кусок так, если бы этот кусок мог внезапно выбросить ложноножку[9] и проглотить его, Доббса. Затем он заявил категорически: — Нет, я не верю этому. Это существует как монета, и только как монета – независимо от того, знаю ли я это или нет.

— Хорошо, — рискнул Прентисс. — А что думаете вы, доктор Горинг? Монета для вас реальна?

Ядерщик улыбнулся и пожал плечами. — Если я не думаю о ней слишком много, она достаточно реальна. И все же …

Лицо Доббса помрачнело. — И что же еще? Вот она. Как вы можете сомневаться относительно очевидности в собственных глазах?

— Вот только небольшая трудность, — Горинг наклонился вперед. — Мои глаза говорят мне, что это монета. Теория говорит мне, что это масса гипотетических беспорядков в гипотетическом субэфире гипотетического эфира. Принцип неопределенности говорит мне, что я никогда не могу знать массу и положение этих гипотетических беспорядков. И как физик я знаю, что простой факт наблюдения чего-то достаточен, чтобы изменить это что-то от его предварительно наблюдаемого состояния. Однако я иду на компромисс, позволяя моим чувствам и практическому опыту прилепить ярлык к этому специфическому куску неизвестного. X (икс), после его воздействия на мой ум (независимо от того, что это!) равняется монете. У единственного уравнения с двумя переменными нет никакого решения. Лучшее, что я могу сказать, что это — монета, но вероятно, не на самом деле…

— Ха! – воскликнул Бурхард. — Я могу продемонстрировать ошибочность этой позиции очень быстро. Если наши умы делают это монетой, то наши умы делают эту маленькую вещь пепельницей, этим окном, вещью, которая держит нас — стулом. Можно даже сказать, что мы делаем воздух, который мы вдыхаем, и возможно даже звезды и планеты. Да ведь если довести идею Прентисса до ее логического конца, сама вселенная – дело рук человека. Я уверен, что он не собирается сделать такое заключение.

— О, но я намерен, — выдохнул Прентисс.

Он сделал глубокий вдох. Хитрить дальше было больше нельзя. Он должен был высказаться. — И чтобы удостовериться, что вы понимаете меня, независимо от того соглашаетесь ли вы со мной или нет, я заявлю категорически, что я верю, что наблюдаемая вселенная создана человеком.

Даже E выглядела пораженной, но ничего не сказала.