Но враг рода человеческого, который не терпит согласия, посеял в душах злонамеренных грандов и пополанов семена своей гордыни и зависти. Некоторые преступные гранды, пользуясь расположением Синьории и тем, что установления правосудия не были подтверждены[769], а также тем, что комиссия четырнадцати решила завести книгу нарушителей, куда заносились бы имена обидчиков грандов, чтобы наказывать их, не удовольствовались этим и совершили ряд насилий и убийств в городе и в контадо, а также выдвинули против пополанов ряд ложных обвинений. Это пособничество должностных лиц грандам вызвало недовольство у пополанов, которые узнали, что в избирательных списках находятся имена главных вожаков флорентийских грандов, и стали опасаться еще худшего. Народ выступил против грандов при поддержке мессера Джованни делла Тоза, мессера Антонио ди Бальдиначчо дельи Адимари и мессера Джери де'Пацци, народных рыцарей, которым поступки их сородичей и других грандов, настроенных против народа, были не по душе, ибо угрожали безопасности города. Сыграла свою роль, правда, и зависть кое-кого из пополанов, для которых нестерпимо было участие в учреждениях наравне с ними более знатных людей, ограничивавших их власть и мешавших поступать с коммуной, как им заблагорассудится. Эти пополаны вступили в тайные переговоры с названными рыцарями, с вождями народа, с епископом Аччайуоли и с некоторыми из приоров, из числа пополанов. Они предлагали избрать во вторую комиссию приоров восемь пополанов, по два от картьеры, и одного гонфалоньера справедливости, а грандов, для пользы народа и коммуны, вообще туда не включать, оставив их участвовать в других учреждениях, тогда пополаны успокоились бы. Епископ из лучших побуждений поделился со своими сотоварищами по комиссии четырнадцати, в которую, как мы говорили, вошли семь знатнейших грандов, и сказал им, что желательно все-таки решить это в мире и согласии с грандами. Тогда его товарищи вместе с другими грандами стали совещаться в церкви Санта Феличита Ольтрарно, призывая предводителей Барди, Росси, Фрескобальди и других знатных семейств Флоренции согласиться на такую меру. Но те не желали и слышать об этом и разразились угрозами и бранью, говоря: "Мы узнаем, кто хочет совсем отлучить нас от власти и изгнать из Флоренции, которую мы вырвали из рук герцога". Зачинщиками выступали Барди, которые обозвали епископа предателем, потому что он сначала предал народ и коммуну и вручил власть герцогу, затем изменил и способствовал его изгнанию, "а теперь хочет изменить нам". Гранды стали вооружаться и собирать людей, а также послали за подмогой к союзникам. Весь город пришел в брожение и взялся за оружие под руководством трех упоминавшихся кавалеров: мессера Антонио, мессера Джери и мессера Джованни, возглавлявших народ. Множество пополанов с оружием в руках собрались на площади Синьории, восклицая: "Да здравствует народ, смерть предателям-грандам!" и обращаясь к приорам-пополанам, что были во дворце: "Выбросьте из окон приоров-грандов, ваших коллег, а не то мы спалим их во дворце вместе с вами!". Притащив хворост, они подожгли его на дворцовом крыльце. Приоры из пополанов стали защищать своих товарищей-грандов, говоря, что за ними нет никакой вины и что между ними царит единство, хотя большинство из них только прикидывалось, потому что все подстроили они сами. В конце концов приток народа и все усиливающееся волнение принудили всех приоров подать в отставку и сдаться на милость народа, сопроводившего их, смертельно испуганных, по домам. Это было в понедельник 22 сентября 1343 года. Примечательно, что за такой короткий срок в нашем городе произошло столько перемен и переворотов, о которых мы рассказали выше и продолжим в двух последующих главах. Справедливым было определение великого философа, магистра Микеле Скотто, которое он дал в старину относительно судеб Флоренции и которое идет к нашему предмету. Это краткое латинское речение: "Non diu stabit stolida Florentia florum; / Decidet in faetidium, dissimulata vivet". To есть на народном наречии: "Недолго цвести неразумной Флоренции, она скатится в грязь и будет жить во лжи". Правда, он сказал это незадолго до поражения при Монтаперти, но дальнейшие события еще раз подтвердили истинность этих слов. Наш поэт Данте Алигьери, укоряющий флорентийцев за непостоянство в шестой песне "Чистилища" своей "Комедии", наряду с прочим говорит: