Новая исповедь экономического убийцы

Улуч рассказал, что после развала Советского Союза Каддафи оказался совершенно один, без поддержки, в очень опасном положении. В итоге он решил примириться с Западом. — Он продался Великобритании и Штатам, когда признал, какую роль сыграла Ливия во взрыве самолета «Пан Американ» над городом Локерби (Шотландия). Он также заверил Лондон и Вашингтон в том, что их компании получат нефть его страны. Это стало причиной отмены большинства экономических санкций против него.

— Почему же тогда Штаты и Британия поддержали повстанцев, которые выступили против Каддафи?

— Это сложный, запутанный вопрос. — Улуч сделал еще глоток кофе. — В двух словах: французы не одобрили англо-американо-ливийский союз и свои потери на нефтяных контрактах.

Он рассказал, что президент Саркози предложил поддержку недовольным вождям племен в Египте и других арабских странах, а также в самой Ливии, которые стремились свергнуть Каддафи. В итоге Великобритания и США осознали, что их защита режима Каддафи, который они активно осуждали в прошлом, вызовет протест мирового сообщества.

— Кроме того, — добавил он, — Каддафи призывал другие арабские страны продавать нефть за ливийские золотые динары вместо долларов.

— Как Саддам Хуссейн, а теперь и Иран.

— Да. Как вы знаете, Вашингтон и Уолл-стрит рассматривают угрозу доллару и Федеральному резерву практически как акт агрессии. Поэтому США и Британия присоединились к Франции и другим странам НАТО в «гражданской войне», которая в конце концов свергла и убила Каддафи. Классический пример всего того, о чем вы пишете, мистер Перкинс. Экономические убийцы, шакалы и военные объединили свои усилия — сначала тайно, а потом открыто.

Он взглянул на проплывающий мимо корабль.

— Здесь произошло то же самое. Штаты сыграли решающую роль в перевороте 1980 года в нашей стране.

Мы говорили о том, что президент Картер отправил 3 тысячи пехотинцев, чтобы поддержать этот переворот, и выделил на это 4 миллиарда долларов. Как свойственно системе ЭУ, часть денег осела в НАТО и Организации экономического сотрудничества и развития. Неудивительно, что после переворота МВФ вступил в игру, чтобы поддержать приватизацию и крупный бизнес.

— Турция, — сказал Улуч, — втянута в игру, которую ведет корпоратократия.

Я отметил, что глобальная корпоративная сеть дестабилизировала мировую экономику, которая теперь опирается на войны, кредиты и расхищение природных ресурсов — то есть превратилась в экономику смерти.

— Менее 5 процентов населения мира, — сказал я, — живет в Штатах, потребляя более 25 процентов ресурсов, в то время как полмира нищенствует. Это не модель для подражания. Ее невозможно копировать — в Китае, Индии, Бразилии, Турции и в любой другой стране, как бы сильно они ни старались».

— Да, — сказал Улуч. — Страх, долги и еще одна важная стратегия: разделять и властвовать.

Мы поговорили о расколе между суннитами и шиитами и о том, как гражданские войны и племенные распри создают вакуум власти, открывая двери для эксплуатации.

— В таких конфликтах, — продолжал он, — обе стороны погрязают в долгах, покупают еще больше вооружений, разрушают ресурсы и инфраструктуру, а потом снова берут кредиты, чтобы финансировать реструктуризацию. Мы видим это на Среднем Востоке, в Сирии, Ираке, Египте, Афганистане… Столько стран превратились в строительный материал для миллиардеров.

Я спросил, что нужно сделать, чтобы превратить экономику смерти в экономику жизни.

— Нужно заняться бизнесменами, топ-менеджерами и основными акционерами транснациональных корпораций всего мира. Они — источник проблемы.

* * *

На следующий день, возвращаясь домой из Стамбула и глядя на Средиземное море из иллюминатора самолета, я внезапно осознал, что помимо чувства вины меня захлестнул гнев. Наши корпоративные и государственные лидеры вывели систему ЭУ на совершенно новый уровень, абсолютно невообразимый в мое время — или в эпоху феодальных императоров, правивших в так называемые Темные века территориями, над которыми как раз пролетал мой самолет.

Возможно, историки будущего назовут эпоху после 11-го сентября еще более темными веками.

Мой гнев подогревала мысль о том, что нас, в Штатах, приучают бояться возникновения дефицита, нехватки, поэтому нужно покупать больше и больше, работать дольше и дольше, накапливать материальные блага, погружаться в новые долги. Подобное мышление выходит за рамки каждой отдельной личности и становится одним из принципов национального патриотизма — наша страна должна поглощать чудовищные объемы мировых ресурсов. Нас заверяют в том, что кредиты, которые финансируют военных, необходимы ради нашего же блага — тот же аргумент использовали феодальные императоры прошлого.