Для меня это стало еще одной возможностью искупить грехи прошлого. В конце 1960-х годов я слышал ложь о том, что Texaco принесет процветание стране. Я был в числе ЭУ, которые в 1970-е годы поощряли военных диктаторов топить свои страны в долгах. Я пытался втянуть Хайме Рольдоса в наши ряды. Совесть не давала мне покоя; пора перейти к действиям. В частности, я намеревался активно участвовать в работе Союза Пачамама.
Я присоединился к Биллу, Линн и нашим крупнейшим жертвователям, чтобы разработать план помощи Корреа. Мы понимали, что он попал в тяжелое положение, и намеревались организовать саммит во главе с этим президентом, который покажет всему миру, что он — разумный человек, ищущий альтернативу нефтяному аукциону.
В то же время туземные народы приступили к реализации собственного плана. При поддержке Fundacion Pachamama они устроили шествие — по своим ливневым лесам, через Анды, до самой столицы, пикетировали президентский дворец и потребовали, чтобы Корреа отменил нефтяной аукцион. Об этих протестах сообщали СМИ всего мира. Но ничто не смогло остановить Корреа. Он провел аукцион в ноябре 2013 года.
Однако произошло чудо. Большинство нефтяных компаний отказались участвовать в аукционе. По крайней мере, не было ни одной американской компании. Заявки были поданы только на четыре из тринадцати блоков. Топ-менеджер одной нефтяной компании признался мне: «Не стоит рисковать, слишком много негативной огласки в СМИ».
Эквадорцы из густонаселенного прибрежного региона и Анд, те, которые верили, что нефть — катализатор экономического роста, были в бешенстве. Как и экономические убийцы и ЦРУ. Корпоративные магнаты по всему миру получили предупреждение. События в Эквадоре стали очередным признаком того, что сознание меняется, а бедные обездоленные и брошенные люди, объединившись, способны действительно повлиять на ход истории.
Корреа загнали в угол. Его карьера и, возможно, сама жизнь висели на волоске. В декабре 2013 года, в поисках козла отпущений, он направил полицию в офис Fundacion Pachamama. Полицейские в гражданской одежде внезапно появились на пороге офиса, предъявили свои бляшки и приказали исполнительному директору Белену Паезу закрыть его организацию. Выгнав всех из здания, они опечатали двери, официально обвинив организацию в дестабилизации положения в стране. Затем полиция потребовала от Fundacion Pachamama передать все свое имущество другим организациям.
Хотя никого не арестовали, полиция следила за Беленом и другими сотрудниками и несколько раз угрожала им.
Приехав в Эквадор после закрытия наших офисов, я встретился со сторонниками и жертвователями Fundacion Pachamama, а также с представителями других некоммерческих и неправительственных организаций. Как вы понимаете, все мы были разочарованы действиями Корреа. Организации и люди, которые ранее поддерживали президента, теперь публично осуждали его. Хотя я разделял их возмущение, меня мучили и другие мысли.
Я все время думал о Рафаэле Корреа — о человеке, а не президенте. Кто добрался до него? Чему он противостоял? Я знал, что до нас доходят лишь обрывки информации.
Однажды поздним вечером я сидел там, где когда-то ужинал с сейсмологом из Texaco в свой первый приезд в эту страну, 40 лет назад, — в ресторане на самом верху гостиницы «Кито» (бывшего отеля InterContinental). Вновь я любовался потрясающим видом на вулкан Пичинча, нависший над городом. Солнце отбрасывало тень вдоль вулкана, и я вспомнил, какие надежды связывались с нефтью в этой стране в 1968 году. Я задумался о том мире, в котором жил Корреа.
Несмотря на резкое осуждение его новой политики и расправу с Fundacion Pachamama, я понимал его. Он знал, что ему не побороть крупные нефтяные компании, что придется идти на компромисс, чтобы сохранить свой пост, и вступать в бой, если у него есть хотя бы шанс одержать победу. Иначе его свергнут, как Селайю в Гондурасе и многих других, или убьют, как президента, которого он так часто мне напоминал, — Хайме Рольдоса. Корреа был умен и прекрасно понимал, что, если он погибнет, его заменит марионетка ЦРУ.