Non Cursum Perficio (СИ)

Рыжик хлопнул ей вслед глазами – ему всегда, всегда было любопытно, о чём они думают, эти люди, живущие параллельно и перпендикулярно к его дорогам. Потом пошёл заселяться в нумера. Через десять минут чайник, окутываясь клубами мокрого пара, как ракета перед запуском, сотрясал тумбочку. Рыжик с дрожью расстилал пахнущие крахмалом простыни, желая как можно быстрее отогреться, смыть с себя пыль трёх суток бездомности и рухнуть спать. Умывальня встретила розовато-бежевым кафелем, светильниками-ракушками и незанавешенным широким окном в чернильную, непроглядную ночь.

Рыжик умылся, зачёрпывая из взятого напрокат в закутке уборщицы ведра найденной на рукомойнике пластмассовой мыльницей. Дверь не запиралась, ну и фиг с ней, всё равно тут никого нет, общежитие пусто и покинуто, как старая раковина… Горячая, даже обжигающая вода топила лёд в крови, нежными прикосновениями наносила румянец на белую как фарфор кожу, возвращала из чёрного омута ночной неприкаянности. Как мало нужно, чтобы улыбнуться своему отражению в заплаканном стекле – всего двенадцать литров горячей воды и одна чашка чая.

Рыжик спал, спрятанный в сердцевину собственных иллюзий, пока ледяные дожди смывали упавшие звёзды, опавшие листья и припозднившихся прохожих с длинных и прямых проспектов Льчевска. А там, где дышал ржавью и оттаявшей землёй поздний, набухший влагой март – там зазвонил старый чёрный телефон с диском и дырочками для пальцев. И чья-то сильная рука уверенно сомкнулась на трубке – как когти ястреба, схватившего добычу. Бесполезно трепыхаться…

Плелась по углам паутина, шуршал телефонный эфир, а зажатый в руке золотой компас на тонкой цепочке настойчиво и справедливо указывал на Север. Три часа ночи. Дождь…

Девушка с пудреницей

Рыжик проснулся точно на бритвенно острой кромке серого рассвета: чужие голоса, сквозняк по волосам, едкий запах дешёвых сигарет.

-Департамент планирования и управления семейными отношениями Некоузского округа, – странно и абстрактно представился сухопарый мужчина, бесцеремонно куривший у двери. Второй сидел на единственном стуле у окна и рылся в папке с бумагами, демонстрируя полный пох на весь окружающий мир. Где-то в полутьме коридора неуверенной медузой колыхалась комендантша, уже готовая раскаяться в звонке «органам» на предмет сделать бедного сиротку счастливым в тесных объятиях государства.

-А почему в Льчевске? Он что, тайком от меня за три дня успел переехать в Некоузский округ? – Рыжик, быстро всё вычисливший про комендантшу по имени Павлик Морозов, задыхался от возмущения и страха, комкая в руках край одеяла. – Что вообще происходит?

Он не был удостоен ответа, и это само по себе было самым страшным ответом. Хрустнувшее стекло золотого компаса, побелевшие ногти, треск захлопнувшейся мышеловки, которая сломала два чёрных шёлковых крыла того, кто так хотел свободы…

-Спасибо за ночлег, мне пора идти, – в сторону коридора негромко сказал Рыжик, застёгивая сапожки – пальцы дрожали, замок заедало. Торопливо накинул подаренный китель, встал и обнаружил, что вместо двери в комнате теперь сухопарый инспектор. Подрабатывает, видимо, на совмещении. С почасовой оплатой. Ни грамма не веря, что сумеет выбраться из этой кирпичной клетки, Рыжик вежливо проговорил:

-Позвольте пройти, я тороплюсь, – и был пригвождён к месту одним лишь взглядом тусклых глаз неопределённого цвета. Что-то вроде несгораемого шкафа для документов, который полвека простоял в углу канцелярии, и был многажды перекрашен в самые унылые оттенки палитры.

«Исполнитель, – подумалось пригвождённому Рыжику сквозь влажную, облачную пелену обречённости. – Ему никакая иная должность в принципе и не подходит. Инструмент в руках системы. Вооружённый придаток административного делопроизводства, мать его так…».

-С нами пройдёте, – голос второго мужчины обвился вокруг шеи Рыжика мотком колючей проволоки. Рыжик, бессильно прикрыв глаза, уже был готов услышать произнесённое с издевкой осведомлённости обращение «милорд» – но не услышал. Молчание позволило ему судорожно глотнуть воздуха и взять себя в руки. Не знают. Не знают, что их неводах бьётся не треска и не камбала, а золотая – золотисто-рыжая! – рыбка… Некоуз ещё не воспринимает его, как угрозу своим драгоценным узам, ещё не объявлена охота, и это хорошо, это значит, что есть шанс спастись.

-Имя? Фамилия? Дата рождения? – в три выстрела разбил благословенное молчание тот, что у дверей. Рыжик чуть поднял левое плечо и посмотрел с таким отвращением, будто это была половинка яблока с откушенным червяком. Причём в яблоке, подразумевалось, осталась задняя часть этого червяка.

-Я не собираюсь отвечать на эти бессмысленные вопросы, и вообще мне глубоко непонятны причины вашего навязчивого интереса к моей особе, господа… – процедил Рыжик через плечо. Золотая цепочка от компаса нервно позвякивала в его стиснутой руке.