Non Cursum Perficio (СИ)

-Нет, я просто знал, – ответил он пару дождливых минут спустя. Поймал взгляд светло-серых глаз и резко добавил, – зонтик свой забери… те.

Камилло покосился с укоризной, вздохнул, но промолчал.

-Оставьте себе, – Аннушка слабо улыбнулась. – В Дождьграде без зонтика, как в Юндланде без воды. И вообще, он же запасной…

Помолчали; дробно перестукивали колёса, дробился в дожде свет зажёгшихся на улице фонарей – тоже слегка зеленоватых.

-Нам на полную стоимость, до конечной, – Диксон пробил у кондуктора два билета по десять крон. Аннушка поступила так же и отчего-то залилась румянцем.

-Пейте кипячёную дождевую воду, – в пространство провозгласил Рыжик, вертя в тонких пальцах прокомпостированный билет. – Макайте туда пакетики чая и добавляйте сахар по вкусу. Может быть, вы всё-таки станете серебром, о золотые слитки Аннушкиных недосказанностей?..

Он из-под опущенных ресниц посмотрел на смутившуюся, алую как маков цвет девушку. И в этот момент в памяти Камилло утопленником всплыл тот подслушанный разговор на лестнице: «Я не могу допустить вашего дальнейшего общения с чело…». Диксон содрогнулся в ознобе, велел себе не психовать – и внезапно понял, что ужасно замёрз и хочет домой и горячего чая.

-К сожалению, – услышал он тихий голос Аннушки, – у меня нет запасного чайника, чтобы подарить его вам вместе с зонтиком. Но… я рядом с конечной живу, и… вы можете зайти ко мне выпить чаю.

-С подсолнечным маслицем, – чуть слышно фыркнул Рыжик и подмигнул улыбнувшейся Аннушке. – Спасибо за всё-таки прозвучавшее приглашение… мама, кстати, не будет против?

-Мама не будет. Я одна живу.

-Вот и славно. А чай у нас, если что, есть с собой. И даже сахар есть. Мокрый, но сладкий…

…С побелённого потолка, изрытого трещинами, как равнина – руслами рек, лилась в расставленные по всей квартире тазики дождевая вода. Аннушка скользила между занавесями из капель с застенчивой грацией серой цапли. Камилло втихомолку ужасался изумрудному мху на подоконниках и крику чаек с потолочных балок. Рыжик блаженствовал, раз за разом, словно сосуд клепсидры, вбирая в себя влажные плеск, шорох, шелест, стук дождя. На столике курились паром с запахом болотных трав три чашки зелёного чая, в котором плавали мята, душица, чабрец и дивные цветы без названия, что распускаются на серых шиферных крышах Дождьграда каждое полнолуние.

-Принцесса болот, – Рыжик бестрепетно утопил Аннушку в ночных водах своих глаз,

-Садись с нами, послушай мои истории…

-У меня всего одна табуретка, – Аннушка чуть подумала и села прямо на выкрашенный зелёной краской дощатый пол, привалившись спиной к тёплому боку голландки.

За окном, в крытом дворике, качался на ветру старинный корабельный фонарь, и казалось, что стены старого двухквартирного домика тоже качаются – крутые борта баркентины, бороздящей море дождя. Тикали ходики, в которых вместо кукушки была, конечно же, лягушка. По потолку летали тени и текла вода.

-Как невыносимо мне сейчас осознавать, что tempus fugit и что всё бренно… – Рыжик с невесомым вздохом опустился на пол напротив Аннушки, сев на круглый вязаный коврик и предоставив Камилло радость общения с четвероногим другом. Взял свою чашку.

-Год назад ветры перемен принесли меня в суровую северную столицу Полуострова, на длинные каменные набережные и разводные мосты Льчевска, – произнёс он задумчиво. Кричали чайки, тонко пел в воздуховодах тёплый ветер. Рыжик бережно, не отводя взгляда, тащил из своей души глубоко засевший шип того июньского вечера. Не столько для замерших Камилло и Аннушки, столько для себя – он не мог, не мог носить в себе яд и железо в этом городе дождей…

Переулок Каховского

Год назад точно так же лил дождь, расходясь кругами на воде, размывая краски лиц и домов холодной северной столицы. Озябший и глубоко несчастный Рыжик брёл по заросшей старыми липами улице, безуспешно кутаясь в мокрый до нитки форменный китель – подарок офицера, с которым он ехал в одном купе. У Рыжика было немного денег, но столь отчаянно вожделеемые им зонтик и горячий чай – где их взять в чужом незнакомом городе, полвторого ночи?..