Non Cursum Perficio (СИ)

-Час от часу не легче, – Диксон тоже покачал головой, закусив губу и глядя в сторону здания на берегу. Последние парочки ещё упорно гнездились на ступеньках и за столиками кафе, но музыка уже стихла. Прошли к остановке легко узнаваемые даже с большого расстояния кучерявый Поль и наглый Майло в своём заметном светлом пальто с позументами. Глазастый Диксон различил даже копну белых волос с алыми маками – Ленточка, поджав ноги, сидела на оградке у здания депо и слушала взволнованно размахивавшего руками клетчатого Герберта. Рядом с ними виднелась и тонкая фигурка Слады в строгом небесно-голубом пальто – девушка согласно кивала головой в такт рукомаханиям клетчатого. Должно быть, они расписывали Ленточке торги с ним, с Камилло.

Эх, Ленточка-Ленточка…

-Господин Диксон, – серьёзно окликнул его Леонар, – вы не должны говорить вашей подруге о том, что произойдёт на церемонии открытия вод. Это запрещено.

-Ладно, – пожевав усы, с явной неохотой и слышимым скрипом пообещал Диксон, заталкивая поглубже в карман пакетик семян и захлопывая крышку багажника. Леонар теперь отчего-то не уходил, топтался рядом, насилуя свой злосчастный шарф.

-Что такое? – Диксон взглянул на блондина без особой приязни, но уже без прежнего злого раздражения: чёрно-алый цветок временно закрыл лепестки, спрятавшись в бутон. И из какого семени, из какого побега он только вырос в душе ромашкового Камилло?..

Сам Диксон не знал, но этот странный цветок выпалывать не торопился. Ему хотелось власть испробовать этого нового, непривычного ощущения, что рождало в его голосе жёсткие властные нотки и зажигало в серо-голубых глазах холодный блеск. Не подозревавший о глубинной ботанике Камилловой души Леонар опять занервничал, но решился сказать:

-Если вы остаётесь на Озёрах на ночь, советую обязательно прокатиться на первом утреннем трамвае, он по 48-ому маршруту идёт. Не знаю, правда, кто завтра выйдет: Тамсин, Аанна или Чиа, но все три – девчонки весёлые, с ними не соскучишься. Правда, не все способны после праздника встать в пять утра, но вот Слада каждый год ездит. Да и я пару раз катался, когда не валялся в коме где-нибудь на рельсах, кое-как одетый и весь в губной помаде…

Леонар опять хихикнул, крутанув шарфом.

-А куда ведёт маршрут? – спросил Камилло.

-Через Нефтягу в Никель, Кирпичное, и до узловой станции железной дороги. Маршрут не очень длинный, но интересный, он через наш Академгородок идёт, и по краю прихватывает Задний Двор.

-Кирпичное? – переспросил Диксон задумчиво, глубоко вдыхая холодный ночной воздух.

-Что же, интересно, надо съездить. Спасибо за совет, Леонар. Я пойду, поздно уже…

-И я пойду, – откланялся блондин и торопливо направился к одному из вагонов с цифрой 18, в котором горел свет. На ходу он пытался прихорашиваться и едва не рухнул в озеро, рассмешив какую-то трамвайную барышню в кисейном платье в цветочек. Через минуту оба уже, хохоча, под ручку шли к трамваю. Барышня давала Леонару кусать от своего шоколадного кренделька, а Леонар млел и свободной рукой жамкал свой шарф.

-Совет да любовь, – умилился Диксон им вслед, сложив ручки на животе. Глухо ворочавшееся раздражение окончательно утихло, и Камилло сладко зевнул, щёлкнув челюстями. «По-моему, во время вчерашней Перемены и обмена душами, я приобрёл что-то от Рыжика… его кусочек алого, терпко-сладкого, греховного, и такого притягательного», – подумал Диксон. Но это было правдой лишь отчасти: странное словечко «узмар» не давало Камилло покоя. Он чуял, что Леонар прав – и не понимал, в чём именно состоит эта правота.

-Так много свежих впечатлений – уже хватит для одного дня, – сам себе пробурчал Камилло и пошёл к Ленточке, организовывать себе ночлег. Рыжика он искать даже не пытался: понимал, с кем именно проводит ночь его найдёныш…

Тем более что для утренней поездки Рыжик ему не требовался. Даже наоборот.

Диксон чуть покривил губы в горькой улыбке и ускорил шаг.

====== 29. Тьма и лунный свет ======

…Темнота. Шорох чёрных бинтов и чёрного шёлка, клочьями и хлопьями сажи падающих на мягкие ковры из шкур белых рыбальщиков. Далёкое, дрожащее снежное мерцание стеклянных шахт за высокими окнами. Полнолунное, дикое серебро глаз Ртутной Девы. Шёпот полуночи, стоящей за твоим левым плечом. Тени в темноте: их не видно, но они есть – шуршат и шепчут. И чёрными мотыльками порхают прикосновения, и падает, падает, устилая белые ковры, марлево-шёлковый снег цвета ночи… Тихий щелчок замка в двери – леди Джанне бросает ключ куда-то во тьму комнаты, ведь до утра он ей не понадобится. Её взгляд режет путы разума серебряным ритуальным ножом, выпуская на свободу.

-Не бойся, – говорит Джанне еле слышно, пока её чуткие пальцы наощупь рвут, развязывают и расстёгивают, обжигая предчувствиями. – Это всего на одну ночь… Рыжик.

Он молчит – солоно губам, изорванным этим молчанием, сладко безумной душе, с которой сейчас срывают цепи и верёвки любой рациональности. Это слово, имя, произнесённое Ртутной Девой – оно никак не относится, ничего не значит, никому не принадлежит. Замерший маятник, остановленное время. Тьма. Две тени.