-Долой завязшего в тухлом благополучии моллюска, – подхватил Камилло радостно, – долой тупой офисный планктон, скучного пачкуна и ретрограда, боящегося малейшего дуновения свежего ветерка, запершегося от мира в четырёх стенах!
-Смотрим, что получилось после курса питья похудательного чая? – весело осведомился Рыжик, подмигивая одним глазом.
-Призы в студию, – громко потребовал Камилло и похлопал в ладоши. Продолжая радостно ухмыляться, Рыжик красивым жестом выдернул бутылку шампанского из ведёрка со льдом, поймал за горлышко, крутнул в пальцах и, встряхнув, выбил от бедра деревянную пробку.
Тыдыщь! От грохота вздрогнули капитальные стены в четыре кирпича, завыли во дворе сигнализации на машинах и свалилась с крюка люстра в Камилловой комнате. Пенящаяся серебристо-белая жидкость окатила зеркало и живописными соплями повисла на вешалке с одеждой и окрестных обоях. Еле увернувшись от фонтанирующего шампанского, Камилло подхватил с пола пиалы, подставил их под горлышко бутылки, наполняя до краёв. Рыжик меж тем круглыми буквами с завитушками выводил на мерцающей пене своё нынешнее имя. Диксон задумчиво почесал лысину краем одной из пиал, потом подписал рядом «Мухнявый Камилло».
Белые брызги растворились, как до этого отвар наперстянки, и в зеркале стало видно...
-Обалдеть просто, – прошептал Камилло, расплываясь в улыбке. В зеркале мальчишка в рваных джинсах и белой рубашке, с загорелым облупленным носом и серо-голубыми глазами, энергично дул на целый букет одуванчиков, так, что мягкий пух летел во все стороны и застревал в его густых янтарно-русых волосах...
-Да уж, обалдеть, – тоже шёпотом согласился Рыжик. – Эй ты, крестьянский ребёнок, дитя американской глубинки! Дуй в другую сторону, я не хочу жевать этот дурацкий пух...
Его отражение, выглядящее теперь чуть постарше оригинала, помахало на веселящегося Камилло краем своего строгого френча. Шпага висела у него на перевязи через плечо, и хотя румянца на фарфоровых щеках так и не появилось, с лица сошло отталкивающее выражение полного равнодушия, а одно крыло сделалось белым, словно яблоневый цвет.
Юный Диксон в ответ только захихикал, нечаянно проглотив несколько серебристых пушинок.
-Я кому сказал, не дуй!! – золотисто-рыжие волосы милорда взметнулись над плечами двумя всполохами пламени – медные змейки наперегонки ловили зубами одуванчиковый пух, словно мошкару. Мальчишка Камилло некоторое время с интересом разглядывал эту живую причёсочку, потом неожиданно расплылся в хитрой ухмылке, порылся в кармане выцветших джинсов – и кинул змейкам ириску-тянучку... Через полминуты милорд с возмущённым воплем скрылся куда-то за рамку зеркала – распутывать свою склеившуюся причёску...
-Чучело ты, вне зависимости от возраста, – с теплотой откомментировал эту сценку Рыжик и дружески пихнул Диксона плечом. – Ну что, давай за настоящих нас!
Они со звоном чокнулись пиалами и одновременно отхлебнули лёгкого и прохладного, как ранее утро, белого шампанского. Их отражения в зеркале вновь стали обычно-привычными, но Диксону теперь не нужно было смотреться в зеркало, чтобы ощутить настоящего Камилло – мальчишку из вечного лета, где варят вино из одуванчиков и собирают белые яблоки... Рыжик задумчиво улыбался, опустив ресницы.
-Шампанское из серебрянки, ртутного цветка... Она цветёт лишь раз в год, в день Перемены, по берегам ртутных озёр Некоуза. Наперстянка и серебрянка – забвение и память. Узы Некоуза, Камилло, они древнее и глубже, чем может себе представить Элен. Никакие её ухищрения не идут в сравнение с глубинной магией этих ритуалов... Принципалки из Кирпичного пеняют мне, что я отказываюсь от власти, что даёт лёгкое электричество – глупенькие девочки, в нас самих, без всех этих техники-механики, живёт величайшая сила... Мне не хватает слов, чтобы описать её, но ты знаешь, Камилло, каково её могущество. Ты чувствовал – тогда, в Берёзниках...
-То, что делает Элен – это не настоящие узы, – отозвался Диксон. – Её власть – цепи, оковы, несвобода, верёвки и колючая проволока. А истинные узы – скорее, связь... даже вязь – красивая, кружевная вязь общностей. М-м, и что я только несу? Это шампанское здорово ударяет в голову.
-Всё ты правильно говоришь... ты настоящая ведьма из Некоузья, Диксон, раз способен так глубоко чувствовать узы. Вот не видел бы тебя в зеркало – не поверил бы, что ты не ведьма из клана Руты Скади. А что до шампанского... то всё равно завтра праздник, – Рыжик налил им ещё по пиале. Они устроились прямо на полу Камилловой комнаты, накидав на него подушек и устроив некую вариацию на тему арабского дивана. Вновь пригубили шипучего белого вина из ртутных цветов. Припадок гениальности у Диксона уже прошёл, и теперь, потягивая светлое шампанское, он просто наслаждался вечером, молчанием и обществом Рыжика – ведь настоящий друг, это тот, с которым всегда есть, о чём помолчать...
*
-Ты-ы куда собралси? – разбуженный тараканьим шуршанием в коридоре, Рыжик высунул лохматую голову из своей комнаты и застукал Диксона за суетливым натягиванием ботинок.