Ноев ковчег доктора Толмачевой

В тот вечер, когда шофер привез ее в старый дом, она не успела даже ничего толком рассмотреть. В маленькой спальне была разостлана постель, на прикроватной тумбочке – сервирована самая обычная закуска. Бутылка «Советского шампанского» остывала в настоящем серебряном ведерке со льдом, но лед был взят из старого дребезжащего холодильника в кухне. Его рев потом мешал Тане спать всю ночь.

– Ностальгия по советскому? – щелкнула Таня ногтем по бутылке.

– Бывает иногда. Я ведь из советского родом.

– «...И как постранствуешь, воротишься домой...» – с усмешкой вспомнила Таня.

– Надоело странствовать. Хочется уже пожить дома. Иди сюда.

Филипп повлек ее на кровать, и Таня не стала сопротивляться. Она бы даже сказала, что очень неплохо провела эту ночь, если бы не чертов холодильник.

Но утро оказалось безрадостным. Филипп разбудил ее в восемь. Таня открыла глаза и не сразу поняла, где она. Перекошенные темные шторы закрывали окно. В спальне горел старый ночник. В детстве она делала уроки под такой лампочкой – металлический красный колпак на пластмассовой прищепке, она зацепляла его за край полки, на которой стояли учебники.

Филипп уже был в своем обычном хорошем костюме, в дорогой рубашке, модном галстуке.

– Я ухожу, у меня дела. – Он поцеловал ее в щеку. – А ты тут устраивайся. Если хочешь, можешь что-нибудь поменять местами. Из мебели, я имею в виду. Вот деньги на расходы. Я не буду возражать, если ты что-нибудь приготовишь к моему приходу. Я вернусь в восемь. У тебя масса времени.

Он подмигнул ей и ушел. Она со стоном перекатилась по постели на другой край, легла на подушку. От подушки исходил запах Филиппа – чистой кожи и дорогого парфюма. «Неплохой, в принципе, запах», – решила Таня и перекатилась назад, на свою подушку. Проспала еще часа два и проснулась от того, что с железного козырька крыши над окном на балкон стала падать капель. Звук был звонкий, весенний, отчетливый. «Что у него, поднос, что ли, там стоит?»

Таня больше не могла заснуть и решила осмотреться. Раздался звонок городского телефона. Откуда он? Из коридора, определила Татьяна.

Звонил Филипп.

– Ну, как ты? Что делаешь?

– Знакомлюсь с твоей квартирой.

Голой Тане было холодно стоять босыми ногами на полу, она взяла телефонный аппарат, старый, с черной тяжелой трубкой, и затащила в комнату.

– А ты одета? – вдруг поинтересовался Одинцов.

– Нет.

– Имей в виду: в коридоре квартиры и на лестничной площадке установлены камеры. Изображение подается вниз на охрану.

– Консьержке? – Таня выглянула в коридор, шаря глазами по потолку.

– Нет. В подъезде есть еще и другая комната. Там сидит мой личный охранник. Караулит вход в подъезд и в квартиру.

– Хорошо, что ты мне об этом вовремя сказал, – заметила Таня. – Именно в этот момент этот охранник любуется всем тем, чем ты ночью любовался один.

– Ну так иди оденься.

– Иду.

– Я подожду. Буду на телефоне.

Таня нарочно повела плечами, так, чтобы всколыхнулась грудь. Пусть все передается на камеру. Назло. Она повернулась, помедлила секунду, чтобы ее могли хорошо рассмотреть, и ушла в комнату. Замоталась тем, что попалось на глаза – простыней. Снова взяла трубку.

– Ну, так что? Я слушаю.

– Ты оделась?

– Замоталась простыней. Кстати, – она посмотрела на ткань, – простыня старенькая. Хотелось бы поновее и получше.

– Купи. Я оставил в кухне деньги.

– Хорошо.

Он помолчал.

– Э-эй!

– Ну?

– Я так понимаю, что ты уже попозировала перед охранником. Правда?

Она обозлилась.

– Правда. А он молодой?

– Честно говоря, не очень. Тупой и толстый.

– Жаль. А ты откуда знаешь, что я позировала?

– А я тебя уже довольно хорошо знаю.

– Ты что, из-за этого сердишься?

Он помолчал.

– Нет. Меня это, наоборот, возбуждает.

– А меня не очень, – обозлилась она. – Я что тебе, обезьяна в цирке?

Он захохотал.

– И этот вариант ответа я предвидел. Имей в виду, я пошутил. Камера в коридоре выведена на площадку, так, чтобы было видно, кто стоит перед дверью. Дверь-то, надеюсь, у тебя закрыта?

– Закрыта. Но если хочешь, могу пойти открыть.

– Не надо. Простудишься, там сквозняк. Ну, пока. До вечера.

– До вечера.

Она задумчиво положила трубку. Филипп ее разыграл. Таня опять посмотрела на потолок. Если камера все-таки есть и в коридоре, он потом будет хохотать, что она его проверяла. Не будет она больше на потолок смотреть! Наплевать. В Париже у нее компьютер вскрывали, здесь на видеокамеру снимают, что за жизнь...

Таня бросила простыню, натянула джинсы и свитер и принялась осматривать свое новое жилище.

Квартира явно была обитаема до нее. Она представляла собой какую-то странную смесь собранных вместе старых и новых вещей. Старых, по-видимому, перешедших к жильцам по наследству, и новых, кем-то приобретенных по необходимости в последнее время.