Ночной театр

Мужчина зашел в дальнюю комнату, взял из шкафа простыню, тихонько выскользнул в коридор, стараясь держаться подальше от мертвецов – настолько, что шарахнулся от учителя, когда тот шагнул к нему, пытаясь поблагодарить. Во дворе лечебницы лежала гора старых бамбуковых палок. Муж аптекаря взял палку, помахал ею, чтобы убедиться, что она прочная, и привязал к ней простыню – получилась импровизированная сумка. Взял велосипед, подошел к жене, что-то сказал и уехал. Хирург проводил его взглядом. Железнодорожная станция была в нескольких милях от деревни. Даже если звезды встанут как нужно, до города на поезде около двух часов.

Хирург подошел к аптекарю, та по-прежнему сидела на плоском камне, куда усадил ее муж.

– Вы устали. Поздно уже.

Девушка таращилась в темноту. Хирург прогнал комара со своей шеи.

– Вы не обязаны дежурить со мной в операционной. Я прекрасно понимаю, как это трудно.

Тарахтенье велосипеда смолкло вдали.

– Но если вы все-таки готовы мне помочь, я буду очень рад. Я использовал половину инструментов и простыней, а ведь впереди еще две операции. Не могли бы вы постирать и прокипятить их, пока я буду оперировать пациентку? Вам совершенно необязательно всю ночь оставаться на ногах, я этого вовсе не требую. Запустите автоклав и поспите в дальней комнате. А я, как закончу, вас разбужу.

Девушка ничего не ответила. Хирург сел рядом с ней на камень; суставы его привычно хрустнули.

– Как бы не пришлось поутру проводить четвертую операцию – менять себе колени на смазанные маслом шарниры.

Аптекарь слабо улыбнулась.

Он отдавал себе отчет, что ждет от нее слишком многого. Нечестно требовать, чтобы она отринула собственные страхи и сомнения потому лишь, что он возомнил, будто бы сумеет воскресить мертвецов. Лучше отправить ее домой.

Но не успел он заикнуться об этом, как аптекарь сказала:

– Что, если это ошибка, сагиб?

– В смысле?

– Тот человек сказал, что ангел запретил ему покидать пределы деревни. Вас это не смущает?

– Смущает, отчего ж. Даже если ваш муж привезет все, что я наказал, этого вряд ли хватит. Но что поделать? Приходится работать с тем, что есть.

– Простите меня, сагиб, но я не это имела в виду. Я о том… что все должно оставаться в тайне. Вот что меня смущает.

– Что вы хотите сказать?

– Они нарушают закон. Мертвец, конечно, этого не говорил, но он прекрасно понимает, что происходит. Он знает, что мертвые не имеют права вернуться в мир живых. И вынуждает нас тоже преступить закон. Что, если их направил к нам какой-нибудь злой дух вопреки воле бога? И грешно помогать им? Мне страшно, сагиб. Я не имею никакого права задавать вам такие вопросы, но все же: что будет с нами? Вдруг нас накажут вместе с ними?

Хирург посмотрел на небо. Оно казалось обугленным, словно там, в вышине, совершили жертвоприношение. В юности, ставя под сомнение все, чему его учили, он гадал, каким же образом астрологи разглядели средь звезд всех этих тварей – овнов, скорпионов и рыб. Ему виделась в звездах лишь немая угроза – в том, как эти крапинки светились в небе, обманчиво-неизменные из ночи в ночь, готовые в любой миг осыпаться на землю.

– Спросите любого священнослужителя, и он скажет, чего именно ждет от вас бог. Как молиться, как поститься, как одеваться, какие амулеты носить. А потом спросите другого – хоть имама, хоть пастора, – и послушайте, что он вам ответит. Многие прикидываются, будто знают, чего хочет бог. Вот только сам он молчит.

– Но тогда откуда нам знать, что делать, сагиб? Откуда нам знать, что мы не совершаем ошибку?

– Этого мы не знаем, – с ожесточением, удивившим его самого, произнес хирург. – И знать не можем. В том-то и загвоздка, и не только в такой ситуации, как сейчас, а вообще. Мы лишь надеемся, что, пока живы, найдем-таки истину, включим волшебную лампочку, и все неверные пути исчезнут. А до той поры нам остается лишь брести наугад сквозь тернии, стараясь не споткнуться.

– Так, может, лучше оставить все на волю случая, сагиб? Как будет, так будет. Зачем что-то менять?

У него разнылась икроножная мышца. Больше всего ему хотелось и дальше сидеть на камне, не тревожить больную ногу, отдохнуть, раздумывая над вопросами, которыми засыпала его аптекарь. Какая она все-таки еще молоденькая. Наверное, думает, что сомнения ее оригинальны; ну ничего, быть может, в один прекрасный день он, улучив минуту, объяснит ей, что они стары как мир и не имеют ответа.

Дело шло к одиннадцати. Хирург упер ладони в бедра, выпрямил сперва колени, потом спину. Он уже старик, кости приходится силой приводить в движение.

Они стояли на краю освещенного круга, который лампы лечебницы вырезали из темноты. Облако закрыло луну. В траве порхали беззаботные светлячки: им не было дела, что по склону холма поднимается странная тень. Хирург разобрал лишь, что это не животное, а человек, но без велосипеда.

Он прижал палец к губам:

– Тс-с-с…

Аптекарь недоуменно вскинула голову и тоже увидела приближавшуюся фигуру. На миг девушка окаменела, но быстро опомнилась.

– Я их спрячу, – сказала она и бросилась в лечебницу.

Восемь