Ночь предопределений

Зимой этого года в ряде хозяйств нашего района я по долгу службы проверял достоверность отчетных данных о поголовье скота. Выяснилось, что совхозы Джангильдина, им. XVII Партсъезда и «Джетысу» в отчете указали меньшее поголовье. Нетрудно догадаться, ради чего это делается: осенью при сдаче скота на мясо появляется возможность «перевыполнить план».

О результатах проверки я доложил в райисполком. Но, как ни странно, в моем докладе было усмотрено чуть ли не посягательство на... престиж района. Вскоре после этого к нам приезжала комиссия Комитета народного контроля. Она подтвердила правильность того, что было выявлено районной инспекцией, и установила еще несколько случаев очковтирательства.

Через некоторое время я вскрыл факты приписок при сдаче шерсти и сообщил об этом в райисполком А. Омарову. Я надеялся, что получу здесь поддержку, а получил нагоняй. Почти целый год с тех пор меня «прорабатывают» на собраниях, совещаниях, выставляют чуть ли не врагом района.

Казбек Темиров,

инспектор районного отдела статистики.

— Ну, что?— сказал Сергей, не отводивший глаз от лица Феликса, пока тот читал.— Сюжет ясен?— Он был убежден, что заметка должна произвести, уже произвела на Феликса неотразимое и вполне определенное впечатление.

Феликс, однако, в ответ издал нечто между протяжным «м-м-м...» и средней тяжести вздохом, после чего вновь углубился в вырезку.

Он и в самом деле пытался обнаружить между газетных строк недовыявленный, скрытый смысл, как ищут щелку в плотно сколоченном заборе, хотя было, было тут и легкое кокетство перед Сергеем. Когда-то, молодым газетчиком, он тоже всему предпочитал факт, в хорошо, точно изложенном факте ему мерещилась высшая ясность. Обстоятельства, мотивы, психологические тонкости — вся эта бодяга, казалось, лишь замутняет факт, похожий на очищенную от примесей воду в стерильной пробирке. Может быть, это и было естественно для тех лет, когда предполагалось, что истину можно добывать столь же просто, как дистиллированную водичку, перегоняя ее посредством пара из колбы в колбу...

Но ему вспомнилось вчерашнее утро, дым от крепких кубинских сигарет и человек в белых от пыли сапогах, с правым, круто срезанным плечом, образующим прямой угол...

— Славный парень,— сказал он, сказал то самое, чего ждал от него Сергей, и тот расплылся в улыбке. Но улыбка, в общем-то, была здесь неуместна, и он тут же ее стер. Лицо Сергея снова приобрело хмурое, озабоченное выражение.

— Это еще не все,— проговорил он сурово,— это только начало... — И взгляд, которым провел он по лицу Феликса, не скользнул, а как бы окарябал...

Впрочем, в самой заметке было что-то такое вот раздражающее, карябающее... Хотя — что?..

— Ну так рассказывайте,— сказал Феликс. И полез в карман за сигаретами. Пачка, конечно, намокла вместе с брюками и когда он запустил пальцы внутрь, они ткнулись в табачную кашу. Но Сергей опять проявил невероятную и даже в чем-то подозрительную деликатность, не заметив манипуляций Феликса с брюками и сигаретами, и тут же подставил Феликсу свои.

— Других здесь нет,— сказал он.— Придется курить эти...

Сигареты были длинные, без фильтра,— кубинские, тe самые,— подумал Феликс.

Рассказывал Сергей, по-прежнему силясь сдерживать эмоции, голосом нарочито ровным, глухим, откинувшись в кресле и скрестив — лодыжка к лодыжке — свои длинные ноги в потертых джинсах и растоптанных синих кроссовках. Ему при этом, возможно, хотелось походить на эдакого хладнокровного британца, не теряющего самообладание ни при каких обстоятельствах. Он и слова начинал тогда выговаривать невнятно, не раздвигая челюстей — на английский манер. Но для такой игры хватало его не надолго. Он щелчком выстреливал окурок прямо в окно, вскакивал за новой сигаретой и начинал бегать, метаться по комнате всего номера хватало ему на три шага.

— Потрясно, а?..— говорил он, склоняясь к Феликсу.— Но это еще семечки! Семечки!..