— Дальше я сама,— сказала она сухо. И ладошка у нее была сухой, плоской—жестяной.
— Я провожу вас...
— Нет.
Ну-ну, подумал он, ну-ну... Он подождал, пока она скроется за поворотом. Но на самом повороте она остановилась, обернулась. Как будто ожидая, что он подойдет, уверенная, что подойдет... Он подошел.
- Я сказала вам утром, что у меня есть кое-что для вас...— Голос у нее немного оттаял, хотя она по-прежнему не смотрела на него.— Это воспоминания Яна Станевича, мне прислали из Кракова. Я перевела их... для вас.— Последнее слово далось ей с явным усилием.— Завтра я принесу в музей.
— Спасибо,— сказал он.— Я все-таки провожу вас. Айгуль...
— Нет,— сказала она.
И, уже повернувшись, небрежно уронила через плечо:
— Но если вам хочется...
Когда он вернулся к себе, дверь в номер оказалась не запертой, хотя он помнил, как, уходя, щелкнул в скважные ключом. Феликс повернул выключатель, ощупью отыскав его на стене. Лампочка под матовым плафоном вспыхнула, и он увидел, что в номере он не один. Бумаги, те самые, которые он расположил на пустовавшей с утра кровати, были собраны в стопку и перемещены на стол. На кровати же посапывал, во сне вытянув по диагонали загорелое тело в цветастых трусиках, долгоногий белобрысый парень. Со спинки стула свешивались видавшие виды джинсы, из-под кровати торчали носки синих, в белую полоску, кроссовок...
О, Рымкеш! — вздохнул Феликс.— О, Рымкеш!..
11
12