Ночь предопределений

Старуха обрадованно закивала, хотя по лицу ее трудно было определить, поняла ли она его. Жаик тоже высунулся и что-то крикнул по-казахски.

«Газик» с места взял так резко, что у Феликса ломотой отдалось в затылке.

Аул остался позади.

— Да нет,— возвращаясь к прерванному разговору, сказал Чуркин,— вам делать на буровой, конечно, нечего, мы туда только на минутку подскочим, керн посмотреть...— Он улыбнулся и потер руки, со вкусом, похрустывая костяшками, ладонь о ладонь.

— Керн!— повторил он, жмуря свои редкостной синевы глаза.— Там еще вчера должны были его поднять.

— Гм...— произнес Гронский.

— И потом — Самсонов,— сказал Чуркин.— Самсонова с собой заберем.— У него так это вышло, как если бы он и на секунду не сомневался, что всем известно, кто такой Самсонов.

— Что вы говорите?— подхватил Гронский.— Самсонова? Это все меняет!— В зеркальце над ветровым стеклом Феликс ухватил на мгновение его лицо — невозмутимое, язвительно-бесстрастное.— Кстати, позвольте узнать, кто этот Самсонов, за которым мы едем?

— Самсонов?..— слегка потерялся Чуркин.— Диссертант. Из Ленинграда,— И, поскучнев, добавил:— Кто в поле вкалывает, кто диссертации пишет...

Машину тряхнуло, по днищу кузова осколочной россыпью ударили камни.

— Но Самсонов — это другое дело.— Чуркин снова повеселел.— Самсонов — это голова. А голдене копф,— сказал Чуркин.— Вы знаете, что такое —«а голдене копф?»⁶[6]— спросил он, обращаясь ко всем, и в первую очередь к Гронскому.

⁶ Золотая голова (идиш).

— Я это знаю,— сказал Гронский.— Когда-то я жил в Одессе. А вы откуда это знаете?

— А почему бы мне это не знать?— сказал Чуркин.— Если моя мама в девушках была Рабинович?..

— А папа — Чуркин?

— А папа — Чуркин!

— Что делается...— вздохнул Гронский.

— А что делается?..

— Нет, ничего...— сказал Гронский.— Но вы еще что-нибудь знаете, кроме «а голдене копф»?..

— Очень мало,— сказал Чуркин.— Цудрейтер.^7[7] Или ари-холэ[8]...

⁷Сумасшедший (идиш).

⁸Чертенок (идиш).

— Так что же Самсонов?— напомнил Феликс. Ему все больше нравился рыжий геолог.

— Наверное, хороший человек,— сказал Жаик, посмеиваясь.— Плохие к нам не едут.

— Едут,— сказал Чуркин.— Еще как едут... Но Самсонов... Как бы вам объяснить, чтоб не слишком издалека...

— Ничего,— сказал Жаик,— времени у нас хватит, и кивнул на степь за окном. Казалось, уже не воздух, а сама земля — расплавленная, текучая,— дрожит и струится. Она обжигала глаза, лучше было туда не смотреть.

— Так вот,— сказал Чуркин,— знаете ли вы, сколько стоит пробурить скважину на глубину в два километра?.. Если брать в среднем, такая скважина обходится в двести тысяч рэ. А скважина в три километра?.. Полтора миллиона.

— Сколько?..— ахнул Жаик.— Полтора?..

— Полтора миллиона,— повторил Чуркин, воспламеняясь.— Одна такая вот дырка! Но это что! Когда американцы начинали бурить на Аляске, первая скважина им стоила четыре с половиной миллиона долларов — неплохо, а?..

Жаик покачал головой, почмокал, вытянул дудочкой губы.

— А теперь представьте себе, что нефть выдает всего лишь одна-единственная из трех скважин. Из трех, из пяти, а то из десяти. Остальные бурятся за так, впустую! И тут ничего не попишешь, все зависит от места, условий, геологических данных, от простого случая, наконец. Казалось бы, сотней метров ближе, сотней дальше — какая разница, и как тут что-то учтешь, так нет — здесь, на этом вот месте...— Чуркин указал на одну из своих широко расставленных ног,— здесь она, зараза, так рванет — чуть вышку не своротит, а тут... — он ткнул в носок другой ноги,— тут только зазря профукаешь и время, и силы, и миллионы...

— И тут появляется Самсонов,— заключил Феликс, сдерживая улыбку. Он и сам не знал, отчего ему было так приятно слушать Чуркина, даже просто наблюдать за ним.

— А вы не смейтесь,— сказал Чуркин.— Да, и тут появляется Самсонов...

Но внезапно появился не Самсонов, а Бек. Музейный автобус пронесся мимо, хлестанув струей пыли по окнам «газика», и круто затормозил впереди, с особым, присущим только Кенжеку форсом. На дорогу выскочил Бек. При выезде он захватил с собой фотоаппарат, и сейчас «Зенит», снабженный черным хоботом дорогого, специально купленного объектива, болтался у него на шее.

— Пять минут!— крикнул он, указывая рукой в сторону раскинувшегося вблизи от дороги кладбища.

— Пусть идет,— Чуркин высунул в окно растопыренную пятерню.— Пять минут!— крикнул он.— Пять!..

— Так вот,— продолжал он,— чтоб закончить, скажу: Самсонов — это целый институт. Это новейшие ЭВМ.— Чуркин загнул один палец.— Это высшая математика, формулы, вычислительные программы. Это прогнозирование месторождений с наибольшей степенью вероятности. У геологов есть выражение: «коэффициент успешности» или «коэффициент удачи»... Вот что такое Самсонов.

Пальцев на руке у Чуркина не хватило, он держал перед собой туго сжатый кулак.

— А что он здесь делает?— спросил Феликс,— «Коэффициент удачи»,— повторил он про себя.— «Коэффициент удачи»...— Ему хотелось запомнить эти слова, сочетавшие рок с математикой.