Ночь, которая умирает

— Это все потому, что вы совсем не тот человек, что Тан Порус, — отозвался Харидин, — Вы полагаете, что его интересовало, сколько мнимых величин возникло на промежуточных стадиях, если все они в конечном результате свелись к квадратному корню из минус единицы. Все, что его интересовало, — это то, что конечный результат сводится к простенькому выражению, которое помогает предсказать непонятные приступы сонливости. Что же касается их физической природы, то какое это имеет значение? Математика — всего лишь инструмент, не более.

Обдумывая услышанное, присутствующие погрузились в удивленное молчание.

Тан Порус восседал в отдельной каюте на борту новейшего и наиболее шикарного межзвездного лайнера и с удовольствием взирал на стоявшего перед ним молодого человека. Он был в поразительно хорошем настроении и, пожалуй, впервые за всю свою жизнь не выходил из себя, давая интервью деловитому, проницательному представителю «Эфир-Пресс».

Репортер, в свою очередь, молча удивлялся приветливости ученого. Он уже успел убедиться на горьком опыте, что большинство ученых недолюбливают репортеров, а психологи в особенности считают их подходящим объектом для отработки своих методов, вызывая убийственно смешные для других реакции.

Он вспомнил, как однажды старикан с Канопуса убедил его, что величайшее наслаждение — жить на деревьях. Потребовалось двенадцать человек, чтобы стащить его с самой вершины, и специалист-психолог, который привел его рассудок в норму.

А теперь он имел дело с величайшим из них, Таном Порусом, и тот деловито отвечал на вопросы, как и полагается нормальному разумному существу.

— И еще, профессор, — говорил репортер, — я хотел бы узнать, как следует понимать эти мнимые величины? — Затем он торопливо добавил: — Не в математическом смысле, тут мы верим вам на слово. Я имею в виду, не могли бы вы дать нам общее представление, которое смог бы понять средний гуманоид. К примеру, я слышал, что у спрута четырехмерный мозг.

Порус взревел:

— О Ригель! Четырехмерная чепуха! Если говорить чистую правду, то эти мнимые величины, которыми я воспользовался и которые, как я вижу, вызывают такие фантазии у общественности, вероятнее всего, свидетельствуют ни о чем другом, как об определенных аномалиях в нервной системе спрута, но каких именно — я не знаю. С точки зрения основополагающих законов экологии и микропсихологии ничего необычайного обнаружено не было. Нет сомнений, что ответ лежит на уровне атомной структуры мозга этого существа, но тут я бессилен. — В его голосе зазвучали нотки презрения. — Ядерные физики настолько отстали от психологов, что нет смысла просить их разобраться с этим нюансом.

Репортер принялся яростно строчить стилом. Завтрашний заголовок уже сформировался в его голове: «Прославленный психолог обвиняет физиков-ядерщиков!»

Тут же возник заголовок для послезавтрашнего выпуска: «Оскорбленные физики разоблачают прославленного психолога!»

Научные распри пользовались большой любовью у «Эфир-Пресс», в особенности те, которые случались между физиками и психологами, каковые, как хорошо известно, органически не переносили друг друга.

Репортер поднял сияющие глаза.

— Профессор, вы, конечно, знаете, что гуманоиды Галактики очень интересуются личной жизнью ученых. Надеюсь, вы не обидитесь, если я задам вам несколько вопросов, касающихся вашей поездки домой, на Ригель IV?

— Валяйте, — добродушно согласился Порус. — Скажите им, что я выбрался домой впервые за два последних года и я весь в предвкушении. Арктур малость слишком желтоват для моих глаз, а обстановка здесь малость слишком громоздка.

— Это правда, что дома вас ждет жена?

Порус закашлялся.

— Да. Это самая очаровательная малышка во всей вселенной. Я с нетерпением жду встречи с ней. Запишите это.

Репортер записал.

— Тогда почему вы не взяли ее с собой на Арктур?

Добродушие частично испарилось с лица Поруса.

— Я предпочитаю быть один, когда работаю. Женщины хороши на своем месте. К тому же мое представление об отдыхе — это побыть в одиночестве, безо всех. Этого не записывайте.

Репортер не стал записывать.

Он взглянул на своего миниатюрного собеседника с откровенным восхищением.

— Скажите, профессор, каким образом вам все же удалось оставить ее дома? Надеюсь, вы раскроете мне секрет? — Он с чувством вздохнул и добавил: — Мне это может пригодиться.

Порус хохотнул.

— Так и быть, скажу, сынок. Если ты первоклассный психолог, то ты хозяин и в собственном доме!

Он дал понять, что интервью окончено, но тут же внезапно схватил своего собеседника за руку, пронзив его взглядом зеленых глаз.

— Послушай, сынок, знаешь ли, ты бы лучше не упоминал в статье о моем последнем замечании.

Репортер побледнел и отшатнулся.

— Нет, ни в коем случае, сэр! Среди нас, профессионалов, ходит такая присказка: «Не обезьянничай вокруг психолога, иначе он сделает обезьяну из тебя».

— Хорошо сказано! И знаешь ли, мне под силу осуществить это в буквальном смысле — если понадобится.

Молодой репортер тут же втянул голову в плечи, вытер холодный пот со лба и покончил с расспросами.