Ночь, которая умирает

Загудел голос председателя собрания:

— Делегаты! Система Солнца раскрыла тайны межзвездных перелетов и на основании этого факта может быть выдвинута для принятия в состав Галактической Федерации.

Буря аплодисментов поднялась при этом предложении. Арктурианин поднял руку, призывая к тишине.

— Передо мной официальный рапорт из системы альфа Центавра, на пятой планете которой высадились гуманоиды из Солнечной системы. Рапорт полностью положителен, и потому запрет на полеты в Солнечную систему и коммуникации с ней может быть снят. Солнце теперь свободно и открыто для кораблей Федерации. В настоящее время подготавливается экспедиция под руководством Джоселиана Арна с альфы Центавра с тем, чтобы предложить этой системе формальное приглашение на вступление в Федерацию.

Он сделал паузу, и двести восемьдесят восемь глоток принялись скандировать:

— Слава тебе, Хомо Сол! Слава тебе, Хомо Сол! Слава!

Таким было традиционное приветствие Федерацией всех ее новых членов.

Тан Порус распрямился во весь свой (пять футов два дюйма) рост — для ригелианца он был высок, — и его пронзительные зеленые глаза замерцали от раздражения.

— Такие вот дела, Ла-фан. Вот уже шесть месяцев этот уродец, проклятый спрут с беты Дракона IV ставит меня в тупик.

Ла-фан осторожно постучал себя по лбу длинными пальцами, и одно из его волосатых ушей судорожно передернулось. Он преодолел восемьдесят пять световых лет, чтобы оказаться здесь, на Арктуре II, у крупнейшего психолога Федерации и в первую очередь взглянуть на этого странного моллюска, реакции которого завели в тупик великого ригелианца.

Теперь он на него посмотрел: жирная тускло-пурпурная масса мягкой плоти, с равнодушным безразличием распустившая щупальца по всей поверхности огромного бака, в который ее поместили.

— Выглядит достаточно ординарно, — заметил Ла-фан.

— Ха! — фыркнул Тан Порус. — Сейчас увидите.

Он щелкнул выключателем, помещение погрузилось во тьму. Только луч тусклого голубого света падал на бак, и во мраке спрут с Дракона был прекрасно различим.

— Даем стимул, — сообщил Порус.

Экран над его головой наполнился мягким зеленым светом, точно сфокусировавшись на баке. Он продержался мгновение, потом сменился тускло-красным и почти сразу же ярко-желтым. С полминуты освещение менялось, сдвигаясь по спектру; когда же сделалось ослепительно белым, то прозвучал чистый, напоминающий колокольчик звук. Как только стихло его эхо, по телу спрута пробежала дрожь. Тело содрогнулось и медленно сместилось к краю бака. Порус потянулся к занавеске.

— Этот звук усыпляет, — проворчал он. — Еще одна неудача. Любой вид, с которым нам приходилось иметь дело, камнем бы пошел на дно при этом звуке.

— Усыпляет, вы говорите? Странно! Графики стимулов выстроили?

— Всенепременно! Там все в порядке. Отмечена длина используемых световых волн, отмечена продолжительность каждого цветового диапазона, указано точное значение светового диапазона, точное значение тона звукового сигнала в конце.

Ла-фан с сомнением изучал графики. Лоб его собрался морщинами, уши удивительно оттопырились. Он достал из кармана логарифмическую линейку.

— Какого типа нервная система у этого животного?

— Два-Б. Простенькая, несомненная и ординарная Два-Б. Я заставил анатомов, физиологов и экологов уточнять это, пока они не посинели. И все в один голос утверждают: Два-Б, проклятые дураки.

Ла-фан ничего не сказал, только аккуратно начал перемещать туда-сюда движок логарифмической линейки. Остановился, пригляделся как следует, пожал плечами и потянулся к одному из толстенных томов, стоящих на полке над его головой.

Зашелестел страницами, подбирая близкие значения среди приведенных в таблице. Потом снова взялся за линейку. Завершив эти манипуляции, он беспомощно произнес:

— Бессмыслица!

— Сам знаю! Я шесть раз шестью разными способами пытался рассчитать эту реакцию и каждый раз терпел неудачу. Даже если я выстраивал систему, объясняющую, почему эта тварь не засыпает, я не мог объяснить специфическое воздействие раздражителей.

— А оно очень специфическое? — спросил Ла-фан. Голос его звучал в самом верхнем регистре.

— И это самое скверное, — отрезал Тан Порус. Он наклонился вперед и похлопал собеседника по колену.— Если ты смещаешь длину волны любой световой комбинации на пятьдесят ангстрем в любую сторону — в любую, — и он не засыпает. Меняешь время светового облучения на плюс-минус две секунды — и он не засыпает. Меняешь высоту тона конечного сигнала на восемь октав в любом направлении — и он не засыпает. Но стоит дать верную комбинацию, и он тут же впадает в кому.

Уши Ла-фана превратились в два поросших волосами полотнища.

— Галактика! — прошептал он. — Так вы споткнулись на комбинации?