Ночь каллиграфов

Бейлербей, ноябрь 1957 года

Дорогой сын,

Меня пригласили посетить в феврале Лиссабон, чтобы реставрировать миниатюры, принадлежащие фонду Гульбенкиана. На обратном пути я могла бы навестить Вас в Париже. Секретарь фонда обратился в нашу академию с просьбой помочь в восстановлении рукописи, датированной пятнадцатым столетием. Речь идет о любовном романе «Лейла и Мейджун», восточной версии «Ромео и Джульетты». Формат, цвета и оформление типичны для ширазской школы. Моим рукам уже не терпится работать с полями, укреплять переплет, освежать цвет.

Мысль приехать в Париж и провести время в Вашем обществе совершенно меня очаровала. Мне было бы так интересно взглянуть на поэмы знаменитого Баки, написанные им в честь Солимана Великого, которые хранятся в Национальной библиотеке, и на рисунки прославленного Сах Кулу. Париж таит для меня столько неизведанного! А Вы уже видели письмо, адресованное Солиманом Великим Франциску Первому? Говорят, что его нет в свободном доступе… Стамбульская академия попытается получить для меня специальное разрешение.

Я завтра же узнаю на стамбульском вокзале расписание поездов и буду держать Вас в курсе.

С надеждой на скорую встречу.

Риккат

Рашида и Хатем умирают от зависти. Они хотели бы незаметно проскользнуть в мой багаж и обернуться мышками, чтобы хоть одним глазком взглянуть на него. Я обещала привезти им фотографии Нура в профиль, анфас и даже со спины. Недим написал брату письмо и запретил мне вскрывать его. Рашида сказала, что он спрятал в конверт фотографию самой красивой девушки Бейлербея. Он хотел бы, чтобы Hyp женился на одной из местных. Турчанки выходят замуж девственницами.

Билет на поезд лежит на столике у изголовья моей кровати. Я любуюсь им каждый вечер прежде чем погасить свет. Узнает ли меня Hyp? Столько лет прошло… За это время я состарилась и уже ничем не напоминаю ту молодую женщину, от которой он уезжал когда-то. Узнаю ли я его? Два месяца назад Hyp прислал мне свою фотографию: он снят в профиль на фоне аббатства в Сенанке и ничем не отличается от других посетителей этого памятника архитектуры.

* * *

Я проехала через пять стран, и мне показалось, что Лиссабон находится на другом конце света.

Члены фонда Гульбенкиана принимают меня тепло, их коллекция произведений исламского искусства превосходит мои ожидания. Речь даже идет о том, чтобы объявить конкурс на лучший архитектурный проект и построить музей, достойный вместить все эти высокие образцы живописи. Миниатюры выглядят потрепанными. Они лежат в металлических ящиках, вдали от света. Я думаю о мастерах, которые более пяти веков тому назад сотворили эти шедевры. Они были круглолицы, с миндалевидными глазами, от женщин их отличали только узкие черные бороды. Их инструменты были подпорчены краской, руки изъедены окисями металлов: им приходилось растирать голубой кобальт, желтую магнезию и зеленый сплав меди и хрома.

Я представляла, как они потели и трясли рубахами, высвобождая взмокшие подмышки. Безусые юнцы меняли им воду, мыли кисти, смешивали краски. Стоило мальчикам замешкаться, и учитель принимался ругать их. Мастера работали в полной тишине: только так можно было добиться безупречности контура и точности мазка. А в соседней комнате трудились гончары. Там царил жар, из печи во дворе валил едкий дым. Стеклянистый слой, необходимый для застывания глины, щипал глаза и ноздри. У рисовальщиков богатая фантазия, они изображали виночерпиев, принцев на тронах и фантастических животных. Они были очень старательны.