Нобелевский лауреат

— На этом этапе, на том этапе… Кому я нужна, чтобы мне мстить? Неужели банк, где я получила ничтожный кредит, чтобы взять на себя расходы Гертельсмана и той его агентши — оплатить им авиабилеты и две ночи пребывания в гостинице, — станет этим заниматься? У меня и бизнеса-то как такового нет…

— А мисс Вокс говорила с вами по поводу выкупа?

— Ничего она не говорила, что она может мне сказать? — отмахнулась издательница. — У меня нет денег, чтобы оплатить счет за электричество, о каком выкупе вообще может идти речь? Пусть платит Агентство, раз они так решили. Мало, что ли, с меня содрали за права?

— Сегодня утром, перед отлетом, мисс Вокс упомянула о каком-то консорциуме. Вы что-нибудь о нем знаете?

— Вот это новость! — всплеснула руками издательница и уронила их на стол с такой силой, что чашка с кофе подпрыгнула. — Улетела, значит! И даже не соблаговолила позвонить! А я оплачиваю билет, проживание в гостинице, на ужин приглашаю! Видите ли, Гертельсман не может ездить один, его обязательно должен сопровождать кто-то из Агентства! Словно, его здесь съедят…

Она вдруг замолчала, поскольку почувствовала противоречие между словами и ситуацией, в которой все они оказались. А может быть, потому что силы внезапно ее оставили. Грузное тело сжалось в кожаном кресле, как лопнувший воздушный шарик. Тени под глазами стали еще темнее. Ванда открыла сумку, порылась в ней, достала визитку и протянула ее женщине.

— Вот, возьмите. Позвоните мне, пожалуйста, если что-то вспомните, или если с вами свяжутся из Агентства.

Издательница взяла визитку и, даже не взглянув на нее, опустила в ящик стола. Ванде она вдруг показалась механической игрушкой, чья пружина полностью раскрутилась. Еще не было шести, но в комнату стал постепенно заползать грязно-фиолетовый мрак. «Наверное, снова набежали облака», — подумала Ванда и заторопилась к выходу. Женщина даже не пошевельнулась. Ванда заглянула в другие две комнаты квартиры, превращенной в офис, но там никого не было. Издательница была совсем одна.

«Вероятно, так сложились обстоятельства, — сказала себе Ванда, сбегая вниз по лестнице. — Или она просто свела все расходы к минимуму».

Снаружи небо заволокло серыми облаками. Надвигалась гроза.

8

Я оставлю эту жизнь и покину эту землю.

Если нужно, лягу в нее и буду молчать до конца своих дней.

Если понадобится, переплыву через океан и выйду на берег, с которого нет пути назад.

Там я приму в свои руки будущее, за которое заплатил огромную цену, но оно мне не нужно.

Я сбегу с этой земли, если надо — улягусь в колыбель смерти, молча проплыв океан до другого берега.

Убегу от этой жизни, если понадобится.

Но я этого не хочу.

Неизвестно почему, в голове у Ванды вдруг ясно зазвучали эти резкие, угрожающие слова Гертельсмана. Вероятно, виной всему были стальные тучи, которые неслись куда-то по небу, подчиняясь порывам ледяного ветра. Скорее всего, и над его головой сгущались тучи, но он не мог их видеть. Или видел только мрак, способный всего за миг превратить сидящую в кресле женщину в старую, безвольную куклу, как только что произошло на глазах у Ванды. Она вдруг удивилась тому, что так много запомнила из его романа, который даже не дочитала до конца.

Нужно обо всем доложить министру, но после утреннего разговора не было никакого желания вновь выслушивать его жалобы, терпеть упреки и грозные предупреждения. Она себя не узнавала. Еще совсем недавно ей бы и в голову не пришло проигнорировать приказ министра. Однако сейчас она не могла отделаться от чувства, что потеряла контроль надо всем. Гергинов казался ей каким-то дальним знакомым, а неприятное обязательство по отношению к нему могло не только подождать, но и вообще остаться невыполненным.

Ей нечего ему докладывать, и это факт.

Ванда села в машину и набрала номер Крыстанова. Пока она ждала, чтобы ей ответили, упали первые тяжелые капли и сразу застучали по стеклу подобно граду. Небо тут же из серого стало черным. Свежая листва на деревьях старалась уклониться от бешеных порывов ветра, который с новой силой обрушился на город, раскачивая его из стороны в сторону, словно желая вырвать с корнем.

Явор взял трубку за секунду до того, как Ванда собиралась дать отбой.

— Извини, я не мог говорить.

— Почему? Что-нибудь случилось?

— Немного с женой повздорили. — Он помолчал. — Я обещал забрать ребенка из детского сада, но заработался и забыл. А те гусыни… ну, воспитательницы, позвонили ей и устроили скандал, что они, видите ли, не обязаны сидеть допоздна.

— А ты разведись, — предложила Ванда, вдохновленная историей издательницы.

— Как знать, — уныло вздохнул Явор. — В один прекрасный день и это не исключено.