Нобелевский лауреат

— Не знаю, имеет ли это значение, — вымолвила издательница после долгой паузы, — но в прошлом году я разошлась с мужем. Самая что ни на есть банальная история: нашел помоложе. Сказал, что во имя детей. «Каких детей, — удивилась я. — У нас взрослый сын. Скоро внуков нянчить будем». А он знай одно твердит: дети да дети. А потом я узнала, что моя соперница ждет ребенка. Родились у них близнецы, причем мальчики. Не знаю, как он сумел их сделать — у него были проблемы с предстательной железой, даже в больнице лежал… Сейчас я иногда встречаю его на улице с коляской. По-моему, та его обманула, но он даже слышать не хотел. Мужчины вообще такие. Неблагодарные. И очень легко врут. При встрече со мной муж отворачивается в сторону, словно меня не видит. Даже не здоровается. И это после двадцати семи лет брака. Двадцать семь лет, представляете! А теперь чужих детей растит. А как состарился, как состарился…

Издательница вновь замолчала.

— Я имела в виду, — начала было Ванда.

— Нет, я не думаю, что это может быть он, — вновь заговорила издательница, словно не слыша ее. — По правде говоря, я вообще склонна видеть во всем этом какой-то рок. Сначала мой муж, теперь Гертельсман. От стольких неудач я стала верующей. Вот, крестик себе купила, освященный на горе Афон. Со вчерашнего дня три раза заходила в церковь поставить свечку, чтобы все обошлось. Как вы считаете, может ли существовать связь между этими двумя событиями? Мой бывший муж — человек нерешительный, безвольный, но та профурсетка могла его заставить или шантажировать. Например, что бросит его, если он этого не сделает… И все с единственной целью: опорочить меня, провалить мой бизнес, от которого и так толку мало… Кризис все съел… Вчера, например, сын мне говорит: «Мама, ты не права. Отец, может быть, и жалкий, никчемный подкаблучник, но не подлец». Я ничего не ответила, все-таки отец, но он мне будет рассказывать, кто подлец, а кто нет! Двадцать семь лет! А все та виновата! Это она его захомутала, а он и спятил. Мужчины после пятидесяти вообще меняются. Знаете, седина в бороду, бес в ребро. А он очень хорошо знал, какое значение имеет для меня Гертельсман. Так что, я бы не удивилась. Ничуточку даже.

— Я вас понимаю, — успела вставить Ванда и, наконец, взглянула на часы. Шел шестой час. Нужно позвонить Крыстанову, но сейчас это было абсолютно невозможно.

— А теперь по существу, — продолжила издательница. — Я имею в виду издательство. В личном плане, кроме моего бывшего и его стервы, у меня врагов нет. Я открыла издательство восемь лет назад. До этого работала технологом в частном предприятии пищевой промышленности. Однако меня сократили. Я мыкалась, мыкалась и решила открыть издательство. Читать люблю еще с детства. Сначала выпускала любовные романы, то да се, несколько триллеров, потом решила поднять уровень. Включила в план и настоящую литературу — нашу и переводную. Несколько книг по искусствознанию, немного по философии, того, другого. Так и накопилось. А потом мне в руки попала книга Гертельсмана… Когда я прочитала «Кровавый рассвет», думала сойду с ума. Какой язык, какой стиль, просто чудо! Волосы дыбом становятся! Да простят мне наши писатели, но им до него далеко. Им такое не по плечу! Они и одного романа довести до ума не могут. Не знаю, таланта нет, или еще чего-то, но читать невозможно. Все равно, что с другой планеты. Впрочем, у нас всё так. Взять хотя бы НДС на книжную продукцию — это же безумие! Как мне продавать книги по таким ценам? Да еще при таком низком жизненном уровне! К тому же люди перестали читать. Я даже себестоимость книги не могу вернуть. Отказалась от всех расходов, без которых могу обойтись. Корректоров у нас давно нет, а редактируем мы с сыном. Его подруга нам делает обложки. Но ведь совсем без расходов невозможно, верно? И переводчице надо платить, женщина пять языков знает: английский, французский, немецкий, русский и фарси! Представляете, пять! Я ей говорю, что с пятью языками ей нужно работать в Еврокомиссии. А она только смеется. Очень любит свою работу. Совсем как я. Наша работа не за деньги, в этом бизнесе денег не заработаешь, во всяком случае, в маленьких издательствах. Мы работаем от души и для души.

— А конкуренция? — спросила Ванда. — У вас с ними были проблемы? Враги, угрозы?

— Конкуренция… — невесело засмеялась издательница, — что о ней говорить. Каждый выживает, как может. Не всегда лояльная, ну да ладно. Я так понимаю, что в кризис все дозволено. По крайней мере, если бы хоть результат был. Угроз в свой адрес я не получала, что же касается врагов… Самым большим врагом, по-моему, является наше дурацкое государство. Даже нобелевского лауреата не смогли уберечь! Не знаю, кто его похитил, но только бы он был жив! Только об этом и молюсь. Вечером снова пойду в церковь и поставлю свечку Пресвятой Богородице. Хоть бы она меня услышала! До чего же я дожила, Господи!

Издательница снова перекрестилась и повторила ритуал с крестиком.

— Значит, если я правильно поняла, на данном этапе у вас нет причин кого-то подозревать?