Нобелевский лауреат

В голову закралась крамольная мысль: а действительно ли она так уж сильно хочет найти Эдуардо Гертельсмана? И Ванда не смогла ответить на этот вопрос. Ей хотелось быть перед собой честной, но она чувствовала себя растерянной. А когда она начинала себя жалеть, становилось еще хуже.

Неожиданно она почувствовала такой дикий голод, что у нее даже закружилась голова. Желудок свело от боли. Ванда вспомнила, что последние двое суток ничего не ела, если не считать вчерашнего импровизированного ужина. Она решила закурить, чтобы хоть немного заглушить чувство голода, но вспомнила, что еще не купила сигареты. Рядом с офисом издательницы находилась маленькая пекарня с магазином. Уже ни о чем не думая, Ванда буквально ворвалась в магазин, купила себе две баницы и стакан айрана и за пять минут с ними расправилась. Вытерев жирные руки салфеткой, она купила в соседнем магазинчике пачку сигарет и тут же закурила. Только после нескольких затяжек почувствовала, что приходит в себя. После такого молниеносного разрешения проблемы ее загрызла совесть, что она снова пошла по самому легкому и вредному пути. Так она никогда не похудеет и никогда не бросит курить. Но кроме того, ей было стыдно, что вместо того, чтобы день и ночь, забыв о себе, думать о Гертельсмане, она продолжала вести себя глупо, из-за чего от ее последних десяти левов осталось всего два лева тридцать восемь стотинок. К тому же она забыла одолжить денег у Крыстанова.

С этими мыслями Ванда вошла в подъезд, где находился офис издательницы, поднялась на третий этаж и позвонила в дверь. Дверь открыла сама издательница.

У нее был такой вид, словно она сбежала из реанимации. Желтый цвет лица и огромные круги под глазами наводили на мысль о неизлечимой болезни. Во время их вчерашней встречи женщина ужасно не понравилась Ванде, но теперь ей стало ее жалко. Издательница пригласила Ванду в свой кабинет и, не спрашивая, налила ей кофе.

— Какие новости? — вяло спросила она.

— К сожалению, никаких, — ответила Ванда, с удивлением отметив, что отвечает таким же вялым голосом. — Но мы работаем. Сам министр взял дело под свой личный контроль. Все ресурсы задействованы.

— Неужели, — усомнилась издательница и отпила из чашки.

— Честное слово.

— Да я вам верю, — сказала она Ванде. — Только вот нобелевского лауреата пока не нашли. Вы, скорее всего, читаете мало… Эта ваша профессия… Нет, я вас не упрекаю, ни в коем случае, но вы не имеете представления, о каком человеке идет речь, каком авторе… Если с ним что-то случится, мне нужно будет закрыть издательство и этим бизнесом больше никогда не заниматься. А лучше всего сделать себе харакири. В противном случае, я не знаю, как буду смотреть ему в глаза.

— Если с ним что-то случится, то это будет нечто такое, после чего вы никак не сможете смотреть ему в глаза, — оборвала ее Ванда, которой этот скулеж уже начинал надоедать.

— На что вы намекаете? Вы думаете, что может…

— Все может быть. Но мы постараемся этого не допустить.

Издательница быстро перекрестилась, потом вынула из выреза блузки золотой крестик на цепочке, приложилась к нему и засунула обратно.

Ванде показалось, что женщина готова в любой момент расплакаться, поэтому поторопилась вкратце описать те гипотезы, которые они обсуждали с Крыстановым, при этом стараясь, чтобы в голосе не звучали нотки безысходности, которую она испытала некоторое время назад. Ей было хорошо известно, что надежда и ее отсутствие — это две стороны одной медали, и человек в равной степени готов их принять. Но поскольку Ванда решила во что бы то ни стало порасспрашивать издательницу кое о чем — если вообще найдется, о чем спрашивать, — то ни в коем случае нельзя было допустить, чтобы ее собеседница снова впала во вчерашнее состояние.

— Прошу вас рассказать мне об издательстве и о тех делах, которые могут иметь что-то общее с похищением Гертельсмана, — как можно мягче произнесла Ванда. — Меня интересуют возможные невыплаченные кредиты, нелояльная конкуренция, враги, в том числе, и лично ваши или вашей семьи, какие-то угрозы, попытки шантажа — вообще все то, что могло бы вызвать желание отомстить вам или навредить. У нас достаточно времени. Это на тот случай, если вы не сможете сразу что-то вспомнить. Также прошу вас ничего не пропускать, даже если что-то кажется вам несущественным, оно может оказаться судьбоносным. Когда я говорила вам об опасности для жизни Гертельсмана, я нисколько не преувеличивала.

Издательница вздохнула и налила себе еще кофе. Ванде очень хотелось тайком взглянуть на часы, но сейчас это не представлялось возможным. По сути, они не располагали временем, наоборот. Но Ванде не хотелось подстегивать собеседницу.