Ниже нуля

Как-то вечером он перепутал их местами, что должно было привести к катастрофе, но на самом деле никто ничего не заметил. Он в любом случае никогда не говорил громко. В следующие два раза Кекс произнес фразы как положено и, кстати, не хихикал.

Но его реальным достижением стало принятие в общество. В изобилующий сексом и наркотиками рай семнадцатилетних. Для своего возраста он был довольно мил и достаточно умен. Благодаря общению со старшим братом понимал, что говорить можно, а что нельзя. Потому ребята и приняли Кекса «под свое крыло» как своего рода талисман.

Он еще не был полностью развит, и его сексуальность не казалась чрезмерно угрожающей, что давало ему разного рода доступ к девушкам.

Однако он работал над своим половым созреванием весьма упорно, и на вечеринке, устроенной труппой пьесы вечером после премьеры, Пэтти Вишневски из милосердия удовлетворила его рукой в ванной дома отчима Креса Пэкхама.

Правда, Кекс тогда изрядно набрался, и в памяти о тех событиях у него остался черный провал.

Вот в чем заключалась проблема. Если бы его спросили про школьные годы, он вряд ли бы вспомнил хоть какую-то сексуальную связь или просто романтическую прелюдию, которая не подстегивалась бы алкоголем или наркотиками. Траву он начал курить в седьмом классе, как и большинство из тех, кого он знал, но это была одна из тех вещей, что ты делаешь вместе с друзьями, и, значит, в такие минуты тебе плевать, насколько глупо ты выглядишь. Если ты с женщиной, ты обязательно хочешь нажраться. Кокс тоже пробовал, но только если мог достать алкоголь (здесь нужна серьезная сумма: поможет подозрительный чувак двадцати – с – чем-то – лет, с которым ты зависаешь, или наличка, которую ты вытащишь из кассы на работе или стащишь у чьих-то родителей. Слишком много возни). Мет был, конечно, дешевле, но не надо быть умником, чтобы понять: курение такого дерьма ни к чему хорошему не приведет. Нормально не улетишь, а влечение пропадет сразу.

После выпускного, когда Кекс получил работу на укладке асфальта, личная жизнь парня нисколько не изменилась. Его родители развелись, и отец в одиночку наслаждался тесной дружбой с бухлом. Он всегда пил много, его старик, но Кекс не обращал на это внимания, поскольку все вокруг занимались чем-то подобным.

Зимой Атчисон представлял собой мрачную дыру, темную сторону Луны, кроме как нажираться, заняться здесь было нечем, а смысла прерывать увлекательное занятие на весну и лето не было никакого. В лучшем случае его папаша прикладывался к бутылке как-то, что ли, радостнее, когда погода улучшалась. Он, по крайней мере, мог спрятать банальный алкоголизм под прикрытием очередного праздника.

В общем, Кекс не волновался по данному поводу. На месте своего старика он бы тоже надирался каждый вечер. Чувак оказался настоящим неудачником, даже устроившись на дерьмовую работу, сразу же терял ее. Вдобавок ему изменяли жены, ему приходилось растить сына, которому нечего было сказать.

Они испытали нечто вроде родственных чувств лишь в тот момент, когда однажды вечером отец случайно наткнулся на «Шоу трех балбесов» и, уже навеселе, орал сыну: «Спускайся и посмотри со мной телик! Я люблю этих придурков!».

Но в основном они старались не лезть в жизнь друг друга, а что им надо было сказать, удавалось.

Сближало их только одно – оба оказались абсолютными неудачниками.

Да и ради чего здесь стоит оставаться трезвым? Раньше в Атчисоне было неплохо, но сейчас от былого «великолепия» в городе осталась лишь унылая Мэйн-стрит и тридцать процентов безработного населения.

Местные считали, что опьянение является эффективным методом выживания. И были правы. Это работало. В краткосрочной перспективе.

Через пару месяцев после окончания школы Кекс уже снимал вместе с другом квартиру. Он, почти всегда выплачивая свою долю, вкалывал на нескольких работах, а на досуге не просыхал. Что касается свиданий, их не было: попадались только редкие шлюхи, да и то он почти ничего не помнил (спиртное, знаете ли).

А ровно спустя полтора года после выпускного Кекс стоял перед судьей и слушал приговор. Его обвиняли в распитии алкоголя в общественном месте, неподчинении и сопротивлении аресту. Служитель закона объявил, что нарушителя ждет армия или решетка.

И Кекс сказал: «Здравствуйте, инструктор, сэр».

Правда, он выбрал флот, и потому фразе следовало звучать так: «Здравствуйте, командующий набором новобранцев».

Затем – два года плавания. В каждом порту было достаточно и женщин, и возможностей, чтобы их снять.

А уж эти журналистки! С ними всегда легко договориться: они обычно были не против, но любили напиваться в хлам, даже сильнее, чем он.

Сейчас Кексу двадцать четыре. Десять лет романтического прошлого превратились в дымку, порывы смутных ощущений, которые он едва помнил.

А теперь, значит, склад.

Пятнадцатое марта, два часа двадцать шесть минут ночи, он стоит у подножия девяностометровой бетонной шахты. Именно тут все и случилось.

Впервые в жизни Трэвис Митчем поцеловал женщину трезвым.

И, черт возьми, это оказалось потрясающе.