Поистине, ясно понимаю я знамение и предостережение сна моего:
Враги мои усилились и исказили образ учения моего, так что возлюбленные ученики мои устыдились даров, которые дал я им.
Потерял я друзей моих; настал час искать потерянных мною!
Ах, куда еще подняться мне с тоской моей! Со всех гор высматриваю я отцовские и материнские земли.
Но родины нигде не нашел я: в любом месте я не на месте и ни у одних ворот не задерживаюсь.
Чужды мне современники, предмет насмешки моей! А ведь недавно влекло меня к ним сердце мое. Изгнан я из отцовских и материнских земель.
Только одну страну люблю я — страну детей моих, еще не открытую, лежащую в дальних морях: пусть неустанно ищут ее корабли мои.
Поистине, друзья мои, хожу я среди людей, словно среди обломков и разрозненных частей человека!
Всего ужаснее для взора моего — видеть человека растерзанным и расчлененным, словно на бойне или на поле брани.
И когда убегает взор мой от настоящего к минувшему — всюду находит он одно и то же: обломки, и разрозненные части, и роковые случайности — но ни одного человека!
Хотя Одинокий Пилигрим бессознательно стремился к своей пещере, ему довелось познать горечь большого количества предательств и уходов. Если дешифровать «Заратустру» в контексте его личных переживаний, событий его личной жизни, то мы вычитаем очень много из того, что уходит вместе с жизнью, например следующее: «Они все говорят обо мне, собравшись вечером вокруг огня, но никто не думает обо мне! Это та новая тишина, которую я познал: их шум расстилает плащ над моими мыслями».
Человек ко всему привыкает. Как честолюбцу ни тяжко переносить безвестность, к этому тоже можно привыкнуть. После провала «Заратустры», на которого возлагалось столько надежд, Ницше смирился с «изгнанием из отцовских и материнских земель», возложив все свои надежды на будущее — «страну детей моих». Теперь он убедил себя в том, что одиночество, изгойство, безвестность — его путь, что ему необходимо, чтобы он остался непризнанным. Отныне отказы, умалчивание, поношение «возвращали ему мужество», как писал он сам одному другу.
Его место в грядущем, от нынешнего ждать нечего. Поэтому и творить он будет с ориентиром на «страну детей моих». Теперь его волнует не сиюминутная слава, а только то, что он призван оставить