Ниточка к сердцу

— Хорошо. — Судья откинулся на спинку кресла со слегка озадаченным видом. — Суд готов выслушать показания свидетеля.

Господин Защитник подал знак маленькому человечку, который тут же вытащил еще одну большую фотографию и положил ее поверх первой.

На ней был огромный постамент, наверху которого виднелся самый край бронзового одеяния статуи. На постаменте большими буквами были высечены слова. Некоторые в суде также удостоили фотографию лишь беглым взглядом, но другие прочитали написанное целиком по одному, по два или даже по три раза.

Многие уже видели этот текст прежде, были там и такие, что проходили мимо статуи по крайней мере дважды в день в течение многих лет. Камеры зафиксировали текст на фотографии и передали изображение миллионам зрителей, не знакомым с его содержанием. Диктор зачитал его по радио.

Пришлите мне всех нищих, всех усталых.
Изгоев, жаждущих дышать свободой,
Лишившихся щедрот ваших земель.
Бездомных, тех, кто пережил невзгоды —
Мой факел озарит им Золотую Дверь.

Затем воцарилась такая глубокая и пронзительная тишина, что никто не заметил, как господин Защитник низко поклонился судьям и вернулся на свое место. Представителю защиты больше нечего было добавить, и он закончил свое выступление.

Полночь. Просторная камера с каменными стенами и металлической решетчатой дверью, кровать, стол, два стула и радио в углу. Мает и толстяк сидели, общались, проверяли корреспонденцию и смотрели на часы.

— Мой оппонент совершил большую ошибку с этим письмом от «психа», — заметил господин Защитник. Он никак не мог удержаться от того, чтобы по-прежнему говорить вслух, хотя прекрасно понимал, что его собеседница легко читает его мысли. Постучав своим крупным указательным пальцем по стопке писем, которые они изучали, он добавил: — Я мог бы сразу же отразить его выпад, предъявив эти письма, некоторые из них были написаны только неделю назад, другие — довольно давно. Но какой в этом смысл? Они лишь доказывают, что люди не мыслят одинаково.

Он вздохнул, потянулся, широко раскинув руки, и зевнул, затем в двадцатый или в тридцатый раз посмотрел на часы, после чего взял в руки очередное послание.

— Послушайте вот это, — сказал он и зачитал письмо вслух:

«Мой тринадцатилетний сын без конца донимает нас просьбами предложить вашему клиенту пожить у нас хотя бы непродолжительное время. Уж не знаю, насколько разумно потакать его желанию, но если мы откажемся, нам солоно придется. У нас есть свободная комната, и если ваш клиент чистоплотен и не возражает против небольшого количества пара в дни, когда у нас обычно идет стирка…»

Не дочитав до конца, он снова зевнул.

— Говорят, что данные публичного голосования будут известны к шести часам утра. Но я готов биться об заклад, что их объявят не раньше восьми или даже десяти. В таких делах нередки проволочки. — Он поерзал на жестком стуле, напрасно пытаясь усесться поудобнее. — Тем не менее, я останусь с вами до тех пор, пока мы не узнаем результаты, какими бы они ни были. И не надо заблуждаться, будто я ваш единственный друг. — Он указал на письма. — У вас их много, и среди них нет умалишенных.

Мает оторвалась от чтения письма, написанного неровным неразборчивым почерком, взяла карандаш и бумагу и написала:

«Аллейн рассказал мне о значении далеко не всех слов. Что такое „ветеран“? — После того как адвокат объяснил ей, она сказала: — Это письмо понравилось мне больше других. Он был ранен. Если меня освободят, я приму его приглашение».

— Дайте-ка взглянуть. — Взяв у нее письмо, господин Защитник прочитал его, мыча что-то себе под нос, а потом вернул обратно. — Выбор за вами. У вас с ним есть что-то общее, по крайней мере, вы оба не слишком хорошо ладите с этим абсурдным миром. — Бросив взгляд на стену, он добавил: — Время ползет как улитка. Кажется, что утро настанет только через неделю.

Зазвенели ключи, решетчатая дверь открылась, и вошел господин Обвинитель. Улыбаясь своему оппоненту, он сказал:

— Эл, ты решил испытать все тяготы тюремной жизни и даже отказываешься от предоставленных удобств?

— Каких, например?

— Радио.

Господин Защитник презрительно усмехнулся.

— К черту радио. От него один шум и ничего больше. Мы тут читаем в тишине и покое. — Его широкое лицо вдруг исказилось от неожиданно возникшего подозрения: — Мы пропустили какой-то важный репортаж?

— Полуночный выпуск новостей. — Господин Обвинитель прислонился к краю стола, продолжая улыбаться. — Голосование прекращено.

— Они не могли так поступить! — Представитель защиты вскочил, с багровым от ярости лицом. — Было же международное соглашение, что это дело…