Нить Лекаря

Давно это повелось, во время самых сложных или судьбоносных операций мне открывалась жизнь пациента. Так случилось и на сей раз. У женщины действительно наблюдалось приобретённое нарушение деятельности сердца, но причина недуга крылась намного глубже. А именно в беззаветной любви к мужу. Самое великое чувство сопровождалось постоянным страхом за него, предчувствием надвигающейся на него неотвратимой беды и, в связи с этим, неотступным желанием защитить его, быть всегда рядом невзирая на обстоятельства. Большая часть терзаний была смутной, неявной, проявляясь особенно ярко и красочно через сны. В обычное время суета дня не давала повода для сильного беспокойства, поскольку внешне всё выглядело благополучно и безмятежно.

Такова наша человеческая природа, чтобы проникнуть в её тайны следует проявить смелость и настойчивость. Иначе наше глубинное знание может так и остаться невостребованным, погребённым под толстым слоем повседневности. Часто мы сами отнимаем у себя последний шанс на спасение не только самих себя, но и близких нам людей.

Я видел дальнейшую цепь событий, одновременно слаженно работая в команде. В результате наших совместных усилий роды прошли успешно.

Вальтер Гроссман поздравил всех с успешным завершением и, сославшись на вечную занятость, удалился, пообещав по возможности скоро вернуться. Меня же попросил остаться.

Когда он ушёл, я посмотрел на часы, защёлкнул крышку и засунул их аккуратно в кармашек пиджака. У меня за долгое время выработалась привычка в определённые эмоциональные моменты смотреть на циферблат. Неким образом он успокаивал меня, одновременно помогая сосредоточиться и сконцентрироваться, подготовиться к новым предстоящим событиям.

По моей просьбе мне предоставили отдельную уютную комнату. Я сидел в удобном мягком кресле, закрыв глаза, отдыхая физически и морально после изматывающей операции. Всё страшное – позади, а потому с удовольствием воспользовался возможностью побыть в одиночестве. Может быть, когда-то здесь также сиживал в домашнем костюме хозяин усадьбы, покуривая сигарету. Возле него вертелся и кружился мир домочадцев, прислуги, за окном слышался весёлый гомон детей.

Большое крепкое родовое здание, несомненно, по замыслу его создателей должно было долго служить надёжным приютом следующим поколениям. Вокруг раскинулся массивный парк с широкими аллеями, резными скамейками, фонарями с витиеватыми узорами.

Из окна были видны расчищенные от снега дорожки, голые деревья, небо, затянутое пеленой. У зимы своё неповторимое очарованье. Как всё-таки прекрасна жизнь! Душа отзывается вдохновением от созерцания природы. В последний раз окинув взором парк, мой взгляд вернулся снова в стены дома.

Старые люди знают, что дом оживает через своих хозяев. Приобретает содержание неповторимое, самобытное, сложенное из их мыслей, чувств, эмоций. Наполняется гордостью или, наоборот, скромностью и застенчивостью. Ему поверяются тайны семьи, которые дом хранит с усердием истинного заговорщика. Сколько бы он мог поведать, если прислушаться к неумолкаемому еле уловимому тихому шёпоту его голоса. Мы бы узнали об атмосфере, царившей здесь, впитавшейся навеки слоями.

Усадьба пережила бурный расцвет, унылый упадок, временный застой. И вот теперь новая страничка её истории пишется прямо сейчас. Очередные жильцы пришлись явно «не ко двору», это сильно чувствуется здесь. Тяжело дому от них. Страдает он от их присутствия, чужеродности, несовместимости. Да и мне самому захотелось поскорее покинуть его.

Я собирался уже вставать, когда в дверь тихонько постучали, и вошёл Клаус Зибберт. Он попросил следовать за ним и провёл меня в кабинет своего шефа.

– Добрый вечер, господин доктор – поприветствовал меня Отто фон Шварц, встретив нас на пороге. Перед собой я увидел человека лет сорока с небольшим, невысокого роста, подтянутого.

– Ты, Клаус, свободен – обращаясь к своему адъютанту, проговорил полковник, – распорядись только насчет ужина прямо сейчас сюда, в мой кабинет.

Лейтенант вышел. А хозяин показал рукой на свободное кресло, предложил сесть.

– Доктор Гроссман скоро будет, а потому я не займу у вас много времени, – заговорил он, глядя на меня, – знаю, очень устали. Поймите меня, не могу отпустить вас сразу, не отблагодарив лично. Тем более, давно хотел вас увидеть. Говорят, вы кудесник.

– Я делаю только то, что в моих силах, господин полковник. Всё остальное в руках Бога.

– Не скромничайте, – продолжал фон Шварц свою мысль, не обращая внимание на мои слова, – я удостоверился в обоснованности высокого мнения о вас. Доктор Гроссман отрекомендовал вас как крупного специалиста по заболеваниям сердца. Будучи знакомым с вашими научными трудами, он настойчиво предлагал мне воспользоваться вашими услугами. Говорил, что нам крупно повезло. Так что, господин Шульц, я вам очень признателен за то, что откликнулись на мою просьбу о помощи и приехали. Отныне я ваш должник.

– Это мой долг, господин полковник.

– Долг долгу рознь. Вы это знаете не хуже меня. В вас говорит ариец, в правилах которого не бросать соотечественника в беде.