Ньирбатор (СИ)

Я считаю, что нет смысла что-либо облагораживать. Как гласит пословица, чёрный уголь не отмоешь добела. Только у магглов принято считать, что бывают люди без чёрного. Нет, суть в том, что берёт верх. В идеале должно быть поровну, говорят философы. Но от самого слова «идеал» веет абсурдом, а философы сплошь пожилые сумасброды. Впрочем, я считаю себя недостаточно опытной, чтобы рассуждать на эту тему, но ты это проглотишь, дорогой мой дневник, куда ты денешься.

Утром я подумала о том, чтобы написать Варегу, спросить, как он, что делает и зачем приходил. Рано или поздно нам всё равно придётся увидеться, чтобы обсудить, что делать дальше. После того, как он отверг меня, мои теплые чувства к нему съёжились, как сдутый воздушный шарик. Он охладел ко мне. Зачем же он приходил к замку? На самом деле мне хотелось спросить, почему он наврал мне о занятости, а сам сидел в лесу, жаря мясо на открытом огне, как пещерный маггл. Я решила не лицемерить и ничего не писать.

Настроение у Лорда сегодня было скверное, а взгляд абсолютно бесчувственный. Так смотрят лесные птицы, сидящие на ветке. Как-то дико осознавать, что от этого человека зависит вся моя жизнь.

Всё началось с того, что я сбежала вниз по лестнице, надеясь перехватить его в холле, чтобы спросить, приходить ли сегодня на отчёт. Получилось так, что это он перехватил меня, поскольку увидел меня раньше, чем я его.

— Иди в библиотеку, — велел он.

Я подняла взгляд на Лорда, то есть на его колыхание одежд, поскольку он уже поднимался по лестнице. «Почему тогда не сказал: идём в библиотеку? Ему бы только повелевать и умничать...»

Не осмеливаясь поравняться с ним, я трусливо плелась позади. «Я не буду ему досаждать, — я мысленно дрессировала себя. — Не буду препираться. Не покажу, что меня что-то задело. Продемонстрирую выдержку. Я не буду его донимать. Не буду будить в нём зверя. Пускай василиск спит...»

Расположившись в библиотеке за тем же столом, что обычно, мы обсуждали полную картину второго очерка. Лорд держал в руках мою тетрадь, которую, видимо, на днях успел вынести из моей комнаты. Не знаю, что и думать. Он заходит в мою комнату когда пожелает. Знала бы госпожа.

В библиотеке Лорд вёл себя отстранённо; он вёл себя так, будто вчера не прикасался ко мне. Зачем он это, собственно, делал? У него нет никакого правдоподобного предлога. Пугать меня ни к чему. Я пропитана страхом, и он это знает. Кажется, я всё чаще забываю о том, что нахожусь рядом с человеком «с мохнатым сердцем». Не знаю, чего ожидать от его болезненных перепадов настроения. К своему изумлению, в библиотеке я поймала себя на том, что пытаюсь приглушить собственную досаду и угодить ему. Ни с кем так себя не роняла.

— Милорд, я заметила одну закономерность. — Поймав его взгляд Лорда, я продолжила: — Когда я записывала толкования семнадцати фраз из «Розы ветров» и сопоставляла их с переводом второго очерка, обрядовые составляющие выстроились в змеиный зигзаг.

— Дальше, — сказал он.

— Затем, делая заметки об обряде Тенебрис, я заметила ту же закономерность: те же зигзаги. Они непроизвольно возникли в моей тетради, буквально всплыли в естественном порядке. Я испугалась не на шутку, когда в следующий раз открыла тетрадь.

— Итак, — Лорд выдержал паузу ровно четыре секунды. Достаточно драматично, но чтобы не переиграть. — Что это за обряд?

Я была озадачена. «Что за глупые вопросы? Или он думает, что спихнул всё на меня, и самому больше нет нужды копаться в глубинах этой, как принято считать, кощунственной науки?.. Может быть, он устал? Нелепая мысль. Хотя, это же шестой будет. Разумеется, пять изъятий души вымотали его... Но в таком случае, он мог бы приостановиться...»

— Обряд Тенебрис, милорд, — ответила я, стойко удерживая его взгляд. — Он включает использование Маледиктуса как сосуда.

— Маледиктуса? — хмуро переспросил он. Брови Лорда поползли вверх. — Ты в своём уме, Присцилла? Задействовать живность слишком рискованно. Я не намерен доверять частицу своей души тому, что может вести себя непредсказуемо.

— Милорд, я только пытаюсь обратить ваше внимание на то, что вырисовывается на горизонте, то есть на моей тетради. И живность не опасна, если её приручить.

Я многозначительно посмотрела на него, сдерживая улыбку.

— Да неужели? — все так же хмуро процедил он. — Ты, стало быть, советуешь мне завести питомца? Ты ещё не поняла, что общение с собственным крестражем может быть пагубно?

— Да, если этот сосуд чужероден вам, как, к примеру, Диадема одной из самых светлых волшебниц, — ответила я, вложив в тон немало сарказма. — Диадема отвергает вас, потому что это светлый объект. Да, вы сломили её сопротивление, однако вы не можете держать её при себе. Это парадоксально и... немного грустно.

— Чужероден? — выпалил он, пристально глядя на меня. — А какой, по-твоему, мне родственен? Речь идёт о живом существе, Присцилла, или ты сбилась с мысли?