— Просто покажи. Пожалуйста, — сквозь зубы процедил он, напоминая мне кого-то очень заносчивого, красноглазого и всемогущего. Удерживая мой взгляд, мальчик добавил: — Мне нужно знать. Тогда я смогу с тобой поболтать. Хочу знать, что ты... не одна из тех.
— Не смеши меня, Миклос, — я негодующе сложила руки на груди. Сознание того, что мальчик в чём-то подозревает меня, подействовало на меня удручающе. — Ты знаешь меня всю жизнь. Разве я могу вдруг стать кем-то из каких-то тех.
Не получив от него ответа, только хмурое лицо и подавленный взгляд, я тяжело вздохнула и закатила рукав плаща. В бархатной тьме моя бледная рука светилась как-то призрачно и неестественно. Зато впервые в отчуждённых глазах Миклоса я видела какое-то участие. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами. Изумление. Растерянность. Торжество. Облегчение. Одобрение. Слишком много сложных чувств я разглядела в глазах мальчика.
Наступила тишина. Мы не только замолчали, но и застыли на месте, пока неподалёку не послышался грохот ставни, которую захлопнули с такой страстью, словно в последний раз.
— Теперь ты знаешь, — Миклос улыбнулся. Я уставилась на него, не веря своим ушам. — Знаешь, у тебя сейчас слегка ошарашенный вид.
— Зачем ты сказал это? Эту фразу... — еле слышно спросила я.
— Я не верю в ерунду, которую о тебе болтают, — ответил он отнюдь не на мой вопрос. Миклос кашлянул и глянул на меня совсем как раньше — с неподдельным дружелюбием.
— Ты решительно не желаешь вступать ни в какие объяснения, не так ли? — спросила я. Миклос кивнул. Карие глаза, обрамлённые пушистыми ресницами внимательно наблюдали за мной. Я продолжила, как можно тщательней подбирая слова: — Ты бы не хотел поехать в Дурмстранг?
— А зачем мне туда? — фыркнул он небрежно.
— Как зачем? Обучаться магическому искусству.
— Я и так колдую, — уверенно возразил он. — И кентавры говорят, что в Дурмстранге умным волшебникам нечего делать. Говорят, школа совсем опустилась.
— Ну так поезжай в Хогвартс. Там в лесу возле школы обитает табун кентавров. Разве тебе неинтересно увидеть, как живут другие кентавры? Их быт, нравы и традиции? — Я плела полную околесицу, только чтобы убедить мальчика поехать учиться, а не бродить в лесах с вонючими лошадьми.
— Этого ещё недоставало! — мрачно рассмеялся он. — Кентавры говорят, что Хогвартс совсем деградировал, а кентавры там тоже неказистые. Сквозь пальцы смотрят на вторжения в их лес, а ещё они на побегушках у какого-то лесничего-полувеликана.
— Полувеликана? Им позволяют селиться возле школы? — недоумевала я. Вспомнилось, как Лорд грозился отправить Розье к ним в... Шропшир и Озёрный Край. Интересно, далеко ли это от Хогвартса.
— Короче говоря, никуда я не поеду, — заупрямился Миклос. — Кентавры меня такому научили, что в школе я буду попросту скучать.
— Да, не сомневаюсь, — ответила я с изрядной долей скепсиса.
Стояла мертвая тишина. Не шелохнувшись стояли деревья. Ни шума, ни шороха нигде. Ворона опять уснула.
— Приска, послушай... — В тон Миклоса вернулись детские нотки. — Я знаю, зачем ты это делаешь. Ты чувствуешь за собой вину. Но ты ни в чём не виновата. Мы как были друзьями, так ими остаёмся.
Одним движением, не сговариваясь, мы тронулись дальше по тропинке, болтая как ни в чем не бывало, но я заметила, что Миклос украдкой посматривал на меня, словно ожидал подвоха, словно у меня с минуты на минуту должна была появиться Метка. Дружба дружбой, но доверие определённо пошатнулось.
— Ты же не виновата, что у нас тут завёлся второй Ангреноген, — обронил он будто невзначай. Я не смогла пропустить мимо ушей этот выпад.
— Он не Ангреноген, Миклос. Он совершенно другой. Ни на кого не похож. У меня даже язык не повернётся сравнивать его с глупым диктатором-квиддичистом.
— Но он чернокнижник и некромант. У нас такие водились только во времена Ангреногена. Не знаю, что он там тебе наговорил, но я сужу о нём по его поступкам.
«И ты имеешь на это полное право, ведь ты лишился наставника», — я мысленно соглашалась, но вслух не смогла произнести. Мальчик рассуждал совсем как взрослый; его самоуверенный тон походил на увещевания Варега, когда он нетерпеливо цокал языком, мол, ничего ты не смыслишь.
— Просто я вспоминаю о том режиме, — продолжал он. — О свирепости, какую невозможно забыть. Когда преступление оправдывали, а казнили за инакомыслие, не считались ни с возрастом, ни с полом. Риг-латноки хотя бы считаются с возрастом...
— Согласна, — перебила я его, — но, Миклос, ты прекрасно знаешь, что они угрожали всей деревне. Ты сам передал мне послание. Или я должна была прикинуться кроткой овцой и пасть жертвой лошадиной орды?
— Они не угрожали всей деревне, Приска, — процедил он. — А только Ньирбатору. Улавливаешь разницу?
Самоуверенный тон мальчика начинал действовать мне на нервы.