Много вопросов теснятся у меня в голове, и чем дольше я думаю о них, тем больше прихожу в замешательство. Меня не покидает ощущение, будто на меня набросили сеть, и она опутала меня с головы до ног, ведь это посвящения в тайну есть своего рода сеть, обязывающая к чему-то. Явив мне свой вымученный крестраж, Лорд будто бы сорвал одну из завес своей загадочной личности, и я чувствую нечто новое, доселе незнакомое мне, будто рушится стена, — лишь не уверена, что хочу этого. Боюсь, как бы она не придавила меня. Боюсь быть погребённой под тяжестью тайны.
Лорд буквально существует в пяти разных измерениях, и с точки зрения светлого волшебства подобное расщепление есть запредельное кощунство. Стезя, ведущая к бессмертию, узка, как лезвие ножа — как прожилки, движущиеся в гранях крестража... Любуясь ими, мне грезились мельчайшие черты Лорда, воспроизведённые с поразительной точностью. Как после такого я могла бы спокойно уснуть?..
После знакомства с крестражем я чувствую себя несколько измотанной; нет желания выходить из замка в течение, по крайней мере, недели. Но сегодня у меня день рождения, чтоб мне провалиться. Нужно наскрести силёнок, чтобы отпраздновать его, хотя я не спала полночи.
Когда я в конце концов смогла сомкнуть глаза, мне приснился очень сумбурный сон. Грезилось, что я лежу посредине Албанского леса, распростёртая на глинистом ложе, на влажной холодной земле. Стояла мертвенная тишина. Внезапный болезненный стон нарушил её, и я, приподняв голову, увидела, что передо мной стоит Елена, дочь Ровены. Едва увидев её лицо, я узнала её по рельефному портрету, который видела однажды на репродукции в одной книге. Она почему-то была одета в моё платье и, несмотря на черноту бархата, я явственно видела, что ткань пропитана кровью. Казалось, она еле держится на ногах и смотрит куда-то вдаль, в неведомые миры. Дрожа всем телом от холода, я попыталась встать, но плюхнулась назад, как от магнетического притяжения.
— Барон Баторий обучал меня криббеджу, — вдруг подала голос Елена. — Это игра такая. Я с легкостью её усвоила. А Лорд Волдеморт приходил потолковать. Он был так добр и ласков со мной.
— Госпожа Елена, — отозвалась я, даже во сне соблюдая этикет нашего медье, — вы знакомы с Тёмным Лордом? Но вы умерли задолго до его рождения... простите, что напоминаю.
— Я не умерла, — ответила она возмущённым тоном. — Меня убили. Закололи кинжалом. Я умирала в этом лесу, а он сказал, что я должна лежать смирно, не то опять заболею. А я умирала. Но лежала очень спокойно, отчасти потому, что хотела во всём ему повиноваться, а отчасти потому, что очень устала. Пока я умирала, он издавал ритмичный свист в унисон с моим дыханием.
— О ком вы говорите? — недоумевала я. — Кто это был?
Она не отвечала.
— А Лорд... что вы знаете о Лорде?
— Он приходил потолковать со мной. Он был так добр и ласков со мной, — последовал ответ.
— Вы уже говорили, госпожа. А о чём вы толковали?
— Обо всём и ни о чём. Он казался мне таким миловидным. Но если б я предвидела, что из него вырастет, я бы...
Продолжительное время она молчала, то и дело поглядывая на своё, то есть моё платье.
— Что-то не так с платьем, госпожа? — осведомилась я, силясь нарушить тишину.
— Платье, на мой взгляд, хорошее. Фаcoн не обтягивающий, но oблегающий. Мягко подчёркивает линию бёдер. Но вoт ключицы... Они должны быть открыты.
— Спасибо. Я учту, — ответила я доброжелательно, невзирая на всю бредовость такого замечания после столь серьёзной темы.
Елена устало привалилась к дереву. Выдержав интригующую паузу, она холодно произнесла:
— С тобой то же самое будет.
Я не нашлась, что ответить. Мой взгляд впился в бархат, пропитанный кровью.
— Правильно. Туда и смотри, — вкрадчиво промолвила она, заморозив всю кровь в моих жилах.
Лес, казавшийся расплывчатым и мутным, постепенно вырисовывался всё яснее и яснее. Видение было таким четким, что, казалось, всё это происходило наяву. Я дрожала от холода, а земля вокруг меня была разрыхлена, будто я неустанно ворочалась. Но я не припоминаю такого.
— Вы говорили о Лорде, — обратилась я к Елене. — Пожалуйста, продолжайте.
Взгляд Елены больше не был таким отрешённым, как в начале, он походил больше на взор хищной птицы. Было такое ощущение, что она вот-вот набросится на меня.
— Чернокнижник... Осквернитель, — шептала она, повышая голос на каждом слове: — Притеснитель... Демон... Человеконенавистник... Будь и ты проклята навеки!
От испуга я вонзилась пальцами в землю, которая до сих пор не прогрелась теплом моего тела. Я только стала доискиваться мысленно, что я сделала такого, чтобы навлечь на себя проклятие, как перед глазами у меня замелькали огни; раздирающий душу крик раздался во мраке ночи, отдаваясь эхом в холодном лесу. Чья-то цепкая рука увлекала меня прочь, а я отбивалась.
— Юная Присцилла! — пищал голосок. — Очнитесь! Очнитесь! Праздник-то какой!
Я разомкнула глаза и увидела свою спальню, залитую солнцем и огромные болотистые глаза, которые таращились на меня. Фери теребил меня за плечо. Меня прожгла острая боль, и эльфа отбросило в угол.