Ньирбатор (СИ)

Я прикусила губу. «Вот оно что. Неужто Варег вздумал стать анимагом?» Эта мысль позабавила меня. Должна же быть причина, почему ему понадобились записи о какой-то сурукуку. Я хорошо помню, что он воротил нос от Ухода за магическими существами. Всё это так не похоже на Варега... Его натуре чужды научные увлечения, пожалуй, даже простейшим раздумьям он не склонен предаваться. Что могло побудить его к изучению данной отрасли магии?

Случись с ним подобное во времена учебы в Дурмстранге, его заподозрили бы в принадлежности к иерофантам — подпольному культу, возникшему в Шармбатоне во времена Фламеля. В Дурмстранге негласный доступ к редчайшим книгам нередко оказывается судьбоносным для учеников, которых увлекают за собой штудии всего неизведанного, и они в итоге становятся узниками своего ума.

Я немного смутилась, когда госпожа Элефеба, мать Варега, вошла в комнату, но она ласково поприветствовала меня, обняла за плечи и пригласила к ужину. Когда я поинтересовалась, где пропадает Варег, она ответила, что тот отправился к другу. Расспрашивать я не стала из-за неловкости. Между тем госпожа Элефеба и Миклоса пригласила ко столу.

Присаживаясь рядом со мной, мальчик признался, что снова ходил к кентаврам. Он с важным видом обронил, что кентавры ему много чего рассказывают, а в прошлый раз они поведали ему историю о том, как давным давно в Албанском лесу дочь Ровены встречалась с сыном Барона Батория.

Четверг 10 декабря

Ведовские известия

РАСХИТИТЕЛЕЙ МОГИЛ ЗАСТАЛИ ВРАСПЛОХ

«В ночь на 10-е декабря Тодор Балог, сквиб, сторож старейшего кладбища графства Сабольч-Сатмар-Берег, застал врасплох группу людей, которые проделывали магические действия над несколькими могилами. По всей вероятности, он спугнул их прежде, чем они успели совершить задуманное кощунство. Около трёх часов ночи внимание Балога, сидевшего у себя в сторожке, привлекли звуки, напоминающие царапанье по шероховатому стеклу. Выбежав, чтобы проверить обстановку, Балог увидел небольшую группу людей в балахонах и серебряных масках...»

Этим утром я наблюдала из окна, как к замку двигалась процессия из шести человек. Когда Фери торжественно доложил, что на подходе шайка полиции под проводом мерзопакостного офицера в Ньирбаторе воцарилась мёртвая тишина, каковой вряд ли можно добиться в обычное время.

Почти все в нашем медье когда-либо имели дело с полицией. В этом нет ничего зазорного; страшнее всего то, что приходится сотрудничать с дотошными магглами. Авадить их не разрешается, хотя у нас время от времени такой беспредел творится, что никто толком не знает, что можно, а что нет.

Офицер, мужчина средних лет в тесном мундире, малость растерялся, стоило ему перешагнуть через порог Ньирбатора. Когда госпожа Катарина с мнимым благодушием потребовала его изложить своё дело, тот напустил на себя важность и сообщил, что всё дело в негоднике Гонтарёке. «Не соблаговолите рассказать, что вам известно о его каверзах? — дежурно протараторил офицер. — Может, вы сумеете пролить свет на эти странные обстоятельства»

Они направились в гостиную, а я решила больше не подслушивать, а вернулась к себе и мысленно возблагодарила духов рода Грегоровичей за то, что не родилась магглой, иначе мне пришлось бы задумываться над вопросами раскаяния и искупления, зависеть от невежественного общественного мнения и даже ходить на работу. Только потом я вспомнила, что полиция пришла не за мной, а за сведениями о Гонтарёке, которого хочет разоблачить. Было бы в чём.

Естественно, госпоже Катарине удалось расположить их к себе вином и угощением. На выходе из замка, выражение на лицах магглов было такое, будто Гонтарёк — последний человек, который может напялить на лицо серебряную маску. Я поняла, что где-то между первым глотком и последним пирожным они отведали Империус. Но куда же смотрят Обливиаторы? Почему так неважно выполняют свою работу? Почему не избавят нас от лишнего общения с мерзкими магглами? Хорошо хоть, что госпожа, не тратя времени попусту, так быстро исправила недоразумение.

Но не магглы пугают меня. Что-то надвигается. Я чувствую некую нависшую тень, предчувствия гложут меня. Всё усугубляется тем, что пишут в прессе о Неназванном или Том-Кого-Нельзя-Называть. Пишут, что он сам велел так называть его из стратегических соображений, то есть чтобы вселить ужас в разум каждого, кто услышит это не-имя. Пишут, что он безнравственный и безжалостный. Что он хищник. Но мнения разделились, ведь некоторые пишут, что он неподражаем. С ума сойти, не многовато ли пишут о том, чьё имя даже не знают?! Какой-то неописуемый мандраж охватил прессу.

Схватив первую попавшуюся книгу, я вжалась в кресло, пытаясь отогнать от себя гнетущие мысли, и даже не заметила, что не сняла с себя рабочую мантию, на треть обугленную очередным казусным экспериментом.