А Генюся, словно оглушенный мешком с горохом, ничего не говорил. Он только смотрел на неизвестно как выросшие на обочине лиловые цветочки и скреб щетину. На что они похожи? Вот у теть-Вари есть вышивка, на ней птица сирин, а вокруг — один к одному — такие же лиловые цветочки.
Спиридоныч смотрел на них и как ни отбивался от новых чувств, но все-таки они в него влетели.
— Поворачивай домой! — властной рукой показал ему Генюся.
На шоссе Космонавтов два алконавта, сухих и жаждущих, бросились под колеса.
Спиридоныч заскрипел тормозами и зубами в том смысле, что их никакое чудо не берет. А те встряхнулись и бодро побежали по своим алконавтским делам. Раскрыл таксист рот, чтобы выпустить привычную стаю черных слов, но сегодня они только выглянули из его рта и спрятались. Сегодня им не очень хотелось. И он улыбнулся всей корой лица.
— Алло, сеструха, привези нам нормальную обувь сорок второго размера!
Так было все хорошо: ДЦП, пожизненная вторая группа… Куда же теперь?
Обсуждают: дальше притворяться нищими? Когда столько здоровья!
— Помните? — вскрикнул Вогулкин. — У нас недавно в ванной вырос… арбуз! Семечко упало за край, на доску, проросло: длинный — пять сантиметров — стебель, два листа, вниз идет корень большой. Это и было к чуду...
Клара наконец выложила заветное:
— Я вернусь в детсад — к ребёнышам, а магазин — вам, Борюн и Генюся.
— Да? У, денег заработаем, театр народный откроем, как этот — Станиславский...
— Зачем? Лучше театр частушки, как у тети Вари в селе!
...К братьям в магазин пришел пожарник. А был уже кризис.
— Никакой прибыли нет, нечего дать, — выдохнул Борюн.
— Не надо мне показывать свой язык в крапинку, — обратился к цветку орхидеи пожарник. — Тогда оформите моего брата на полставки. С вами же чудо случилось, что вы жмотничаете? Как вам не стыдно!
В этот миг у Клары в группе один шестилеток говорил другому:
— Писимист — это который всегда писается от страха...
Журнальный зал | Волга, 2011 N3-4 | Нина Горланова
Зеленая клякса
Рассказ
– Интонация, господа, интонация! – воскликнул Пригов.
А его приятель кормил со своей вилки соседку в платье со скорпионами (рисунок такой), показывая, сколько можно выпить: чуть-чуть.
Много было вброшено загадок: а это чьи стихи, а вот это…никто не уступал натиску банкета.
Обозначу место действия: немецкий город Ф.
Время – начало двадцать первого века.
На конференцию тогда собрались слависты со всего света. Когда буйные пляски концепций закончились, начался литературный вечер, для которого и были приглашены писатели. И наконец грянул раблезианский банкет в огромной профессорской квартире.
Я вышла на лоджию, и сразу рядом оказался Костя Белов, похожий на всех американских президентов сразу. Впрочем, я слышала его подвыпивший голос еще за столом – как он воевал в Афгане. Подвинул рюмку: вот тут стоял пулемет… голосу него глуховато-умный, с бархатцами словно.
– Была засада в пустыне… на день нас забросили, а пробыли три. По рации сообщаем в штаб: уже умираем без воды. А те свое: сщас-щас появятся моджахеды. Стояла такая тишина – ни зверей, ни птиц, ни насекомых. С тех пор я не люблю тишину. На третий день на нас набрел караван торговцев водой. Мы показали им оружие и забрали воду. И это, конечно, не прибавило к нам любви местного населения. Моджахеды так и не появились.
Женщина с волевым подбородком – это его жена, вспомнила я (они похожи). А рассказывал он гениальной славистке Д. (агрессивный макияж, гегелевские круги под глазами).
– Какие-то серебряные проволоки у нее на шее. Красиво, но будто из петли вынули, – сказал он про Д., когда мы стояли на лоджии.
При этом он страшно морщится, но это ему идет.
– Мне вообще одна читательница подарила браслет с черепами из слоновой кости – пришлось потихоньку выбросить, – ответила я. – И давно ты в Германии?
– Дочь вышла замуж за немца. Зятя зовут Петер. Здесь много нас – из союза. Всегда профессор приглашает на писательские вечера и банкеты.
– Дочь сегодня с тобой?