Нина Горланова в Журнальном зале 2007-2011

Две старушки с березовыми вениками вышли из подъезда и свернули в переулок, где баня, рассуждая о негодности современных ванн: после бани хорошо, как на праздник какой сходишь!.. Но Алена совершенно не интересовалась сегодня старушками.

Девушка в модной пилотке шла ей навстречу в облаке духов, как в отдельном, красиво пахнущем мире, отгороженная этим облаком от всех остальных людей и в то же время одаривая этих остальных своими духами. Но Аленин нос сегодня не улавливал никакие запахи.

Магазин “Юный техник” маляры перекрашивали в голубой цвет, оставив белые кирпичи фигурной кладки нетронутыми, — здание получилось совершенно новым, улица преобразилась, но Алена словно не видела этого преображения.

Дворники зажгли костер из листьев и щепок, прозрачный дым искривил пространство вокруг, как изображение в телевизоре, но Алена сегодня не играла мысленно в сравнения, как раньше.

Наконец, третьеклассник из углового дома, который всегда поджидал Алену в это время на своем двухколесном велосипеде и дразнил, сегодня на большой скорости выехал на берег канала и без рук сделал крутой поворот по самому краю. Еще пять сантиметров — и он бы свалился в воду! Но Алена не оценила его подвига.

Она держала правую руку в кармане и ощущала продолговатое тельце камня, воображая себя принцессой с кольцом, а в кольце — малиновый рубин. Алена представила, что вся школа смотрит на ее руку: старшеклассницы просят примерить, а малыши-первоклашки просто трогают камешек. От зависти.

Алена крутила камешек так старательно, что давно натерла мозоль на пальце, но не почувствовала боли.

Тут к ней подошел Петя Канищев и спросил:

— Ты что, есть хочешь?

— Нет, а что? — удивилась она.

— У тебя такое лицо!

— Какое?

— Как у дракона, который... который всех сожрать готов!

История одной депрессии

Все открылось внезапно, выяснилось, почему я нарожала много детей, почему завела много друзей, написала сотни рассказов, еще больше — картин... Врач сказал, что я всегда была склонна к депрессиям, у меня маниакально-депрессивный тип личности. Интуитивно я, видимо, находила, чем отвлечься, в чем укрыться, где забыться. Профессор Н. умолял меня выйти к его студентам:

— Вы же классический представитель, типичный! Я впервые это встретил... Где мне еще взять! Надо же учить на чем-то врачей, милейшая Нина Викторовна, я вас прошу!

Но я, оглушенная успокаивающими препаратами, не пошла (все время хотела спать).

Да нет, не была я такая всегда! Другая совсем... Куплю этих дешевых яблок сумку, обрезанных, обязательно во дворе всю малышню угощаю. Они и сейчас встречают меня с рынка, здороваются: “Здрасьте, теть Нин!” И ждут, заглядывают в сумку, а я иду мимо, не останавливаясь, и думаю: “Еще не известно, кто из вас вырастет, может, алкоголики, буду я еще вас угощать!” (Мудрая Марина Абашева мне на этот рассказ так возразила: “А разве настоящий момент ничего не стоит? Какими они вырастут — да, неизвестно, но твоя любовь к детям в этот миг — она тоже дорогого стоит”.)

Навестил друг Ю. Он сказал: “подумаешь, депрессия! Это в некотором смысле даже высокое состояние души. А вот у меня после трепанации черепа было скорбное бесчувствие — это куда хуже! А депрессия — это же прямо счастье по сравнению с бесчувствием...”

Не у одной меня депрессия. Пришел Миша, муж моей лучшей подруги. Говорит: “Не хочу жить. Решил повеситься. Потерял себя...” Он сокращен из угольного института много лет назад. Не нужны стране сейчас ученые. Работает сторожем. Страна не слышит его тихий крик: “Не хочу быть сторожем”.

А школу закончил с серебряной медалью, вуз — с красным дипломом. И внешне — похож на диктора НТВ Михаила Осокина, хоть сейчас на телевидение! Я говорю:

— Подумай, как много потеряет Пермь чиcто внешне — ты украшаешь улицы города, когда по ним проходишь (и еще подобную же чушь несу — я ж думала, что он, как и я, сие говорит, чтоб себя убедить в том, что надо жить).

Открыли окно палаты. Иногда вдруг наносит медом. Лето! И в такие минуты снова хочется жить.

Голод, мол, хорошо лечит эти состояния. Десять дней без пищи, и очень помогает! Но из-за анемии я не могу голодать более дня — сразу тошнит, еще хуже...

Раньше я совершенно не понимала “Гамлета” в том месте, где “распалась связь времен”. Голову ломала, но нет — никак... Где она распалась-то? Вот было вчера, я его отлично помню, есть сегодня, сейчас, будет и завтра — к нему уже все готово.

А теперь не то что понимаю — каждой клеточкой чувствую! Распалась связь, точно. Зачем было вчера? Всё это никому не нужно. И завтра будет унылым, оно мне не подходит. Ничего и не нужно, а только умереть, да-да, лежать там спокойно. Но душа куда пойдет? Страшно подумать.

Говорю батюшке на исповеди: “Младших дочерей надо еще поднимать, а я в унынии, все время жить не хочу”. — “А как же люди, у которых нет никого? К нам приходят даже такие, которые в Новый год чокаются в зеркале со своим отражением — бокалом шампанского... Как же вы не цените свою нужность!”