Нина Горланова в Журнальном зале 2001-2003

А свою Наташу Полинька родила не от того, к кому уже почти успела прирасти за десять лет. Он вдруг легко от нее отпал и женился на другой, а ведь Полинька ни разу ему не говорила о его легкой косине на левый глаз, только пару раз назвала — “мой адмирал Нельсон”. От отчаянья она бросилась в разгул чуть ли не с малолеткой, на двадцать лет моложе. Полиньке стукнуло сорок, а ему было двадцать. Он после педучилища работал в их школе физруком. Когда она повела свой класс в поход, он добросовестно ей помогал во всем: в восхождении на гору Ермак, а потом — в Перми — нагрузив на себя рюкзаки картошки, с дачи урожай перевозил. И так устал, что остался на ночь. На другую, на третью. Затем он сказал, что хочет купить музыкальный центр, и она с радостью дала ему две зарплаты взаймы. Через неделю оказалось, что он уже в армии. И больше она никогда не видела отца своей дочери Наташи.

— Дядя Леша, — спросила Наташа у Чубика. — А при передаче по интернету изображение может цвет менять? Мне Хельмут пишет: “Ты сообщала раньше, что у тебя карие глаза, а на фотографии — голубые”.

Чубик повернул к ней свое добродушное лицо, всё в динозаврьих складках. Среди них там и сям были разбросаны черты человечности.

— А может, ты его неправильно поняла — немецкий-то хорошо знаешь? — рассеянно спросил Алексей. — Падловна моя (повернулся он к Полиньке) семь миллионов забрала и укатила в Турцию, дома шаром покати, дай сто — выпить не на что! Через два дня верну.

Уже многие годы Чубик звал жену Падловной вместо Павловны, Полинька понимала, что тут нет никакого сведения семейных счетов, а лишь одно желание славянского красного словца. Нелепое часто, конечно, желание. Ничего не поделаешь: назвался словянином — полезай в балабольство!

Алексей оглядел квартиру: стулья разбежались и устроились на диване и на кровати, угрюмо наблюдая за еженедельным переворотом во имя чистоты. Стульчик, который остался после Наташиного младенчества, вообще стоял на пианино. В воздухе реяла мокрая преобразовательная пыль.

— Тебе до банка, что ли, лень сбегать, — спросила Полинька. — Ты же за год третий раз машину сменил. Чем последняя — “Ауди” — была плоха?

— На какой машине приедешь, так и дела решишь! Последний раз я уж стеснялся: машину за квартал от районной администрации оставлял…

— У меня только восемьдесят осталось, — растерянная, уже готовая выскрести все остатки, сказала Полинька. — Я бисептол купила, пью.

Алексей приосанился:

— Зачем ты его пьешь! Потом он в почках осядет, как его выкорчевать оттуда — бисептол?

— Он же там есть-пить не просит, пусть лежит, чего его тревожить. Не тревожь его!

— На заре бисептол не буди,

На заре пусть он в почке поспит, — задребезжал Алексей.

Наташа приостановила муравьиные движения шваброй и замерла, расползаясь вся в улыбке. Ей было десять лет, и за это время Чубик через день буквально заходил, был надежной деталью ее мира.

С размаху, почти не целясь, Чубик попал кепкой на лысину, освобождая руки для пересчета денег. Наташа с трепетом сказала:

— Дядь Леш, как вы можете такой козырек терпеть! Я вот не могу кепку носить — неба не видно!

— Работай давай, шевели шваброй-то! Когда вы только всю эту рухлядь выбросите! Этот весь интерьер нищенский вам не надоел?

Стульям его слова показались ужасными, и они еще больше одеревенели в своих поваленных позах.

— Что ж ты у меня, у нищей, занимаешь? — закономерно вылетело у Полиньки.

Она сделала крупный шаг и почувствовала пережженный выхлоп из губастого рта соседа. “Все равно ты нашу уборку не сорвешь! — твердо решила Полинька. — Пьяница несчастный, только в детстве я помню тебя трезвым”.

Перебирая десятки, Алексей продолжал токовать:

— Сужусь с налоговой полицией! Но не потому, что мне жалко отдать им триста кусков. Мне как раз нужен громкий скандал!

— Скандал? Это еще зачем?

— Нужно, понимаешь, чтобы журналисты налетели, стервятники. Я ведь хочу стать президентом России!

И окинул комнату таким взглядом: при мне — президенте — в стране не будет такого бардака.

— Ну что ты, Полинька, взгляд у тебя то потухнет, то погаснет, замораживает меня до самой глубины простаты! — сладко сказал Алексей.

И тут стало понятно, чем змеиные глаза отличаются от наших. Как только Чубик ушел, Полинька сняла с пианино маленький стульчик, села на него, и из огромных ее глаз засеялся бисер слез. А змеи никогда не плачут.

— Президентом… дядя Леша! — Наташа почувствовала, что жизнь зашаталась, как ее мама, и вот-вот повалится, она кинулась изо всех сил, надрываясь, ее поддерживать. — Пьяница проклятый! У него жилы на носу как шнурки уже лежат, скоро будут болтаться… По телевизору, что ли, такую морду мы каждый день будем должны видеть?

Что хорошо: у них была в запасе другая жизнь. Они по безмолвному согласию бросили уборку и включили телевизор. Квартира одобрила это решение: ладно уж, потерплю в грязи и ничтожестве, потому что вся моя надежда только на вас. С экрана Андрей Миронов победоносно говорил: “Я с Пушкиным на короткой ноге!”