Николай Рерих

Это реальная атмосфера богатых петербургских квартир, хозяева которых увлекаются теософией — изучением «божественной мудрости», а вышколенная горничная разносит чай с лимоном спиритам и мистикам.

Судя по позднейшим воспоминаниям Игоря Эммануиловича Грабаря, эта атмосфера возникает и в квартире Рерихов на Мойке: цепь сомкнутых рук, нервное ожидание, темнота, звуки музыки, «воплощение» кого-то в темноте. (Позднее художник неоднократно будет писать о своем отрицании спиритизма, смеяться над «столоверчением».)

Неотвратимо приближается новая революция. Неотвратим близкий конец старой русской монархии и молодого русского капитализма. Человечество уходит от религии, человечеству необходимо социальное преобразование мира. Поэтому так беспощаден Ленин к любым формам религии, к любым попыткам «поисков бога». «Богоискательство отличается от богостроительства или богосозидательства или боготворчества и т. п. ничуть не больше, чем желтый черт отличается от черта синего».

А в петербургских гостиных читают старые книги Елены Блаватской — основательницы теософии, и новые книги Рудольфа Штейнера, основателя ветви теософии — так называемой антропософии.

Блаватская вдохновенно повествует о своих приключениях в голубых горах Индостана, где встретила она наряду с дикими племенами таинственных мудрецов «махатм» и стала их «челой» — послушницей, ученицей.

Постигнув учение махатм, Елена Петровна Блаватская не только приобрела способности говорить на языках, которых она не знала, цитировать книги, которых не читала, — она стала непосредственно общаться с богом — с Хозяином, которого называла — Мория.

Теософы утверждают, что познание бога доступно каждому, что человек может общаться с астральными существами, населяющими воздух земли и пространства космоса, что «внутренним зрением» можно постигнуть то, что непостижимо обычными органами чувств, что сама смерть бессильна перед истинным теософом, который сбрасывает с себя тело, как ветхую одежду, и продолжает бесконечную жизнь в ином воплощении. Смесь христианства и буддизма, средневековья и современности. Первым «таинственным лицом, вернувшимся из Индии», была сама Блаватская, принявшая для своих сочинений псевдоним «Радда-Бай». Она ввела в теософию некоторые понятия индийской философии, учение о взаимосвязи всех явлений жизни, о едином, вечном потоке, в котором происходит бесконечный ряд перевоплощений. И тема наставничества, почитания учеником своего Гуру — учителя, руководителя жизни — тоже пришла в теософию из Индии.

Именно эти темы привлекают в то время Рериха. Мечта о жизни гармонической, действенной, направленной к высшим целям и высшему познанию.

Без этого ощущения нет «державы Рериха». А без нее ведь немыслима русская живопись, русская культура двадцатого века, как немыслима она без поэзии Блока, без музыки Скрябина.

Плеханов сказал об этом композиторе: «Музыка его — грандиозного размаха. Эта музыка представляет собой отражение нашей революционной эпохи в темпераменте и миросозерцании идеалиста-мистика».

Слова эти, пожалуй, можно отнести к творчеству Рериха. Миросозерцание идеалиста-мистика. Очень близкое поэтам-символистам. И как поэты-символисты неизбежно «отражают революционную эпоху», так отражает ее предчувствия и мечты художник. В своей живописи. В своей графике. В своей литературе.

6

В 1914 году типография Сытина напечатала первый том Собрания сочинений Рериха. Второму тому выйти было не суждено: разгорелась война, было не до подготовки книги; давно написанное художник вновь так никогда и не соберет.

Если бы даже фамилия автора не была набрана стилизованным старинным шрифтом, со сдвоенной, изобретенной самим художником второй буквой его фамилии, авторство можно было бы определить сразу.

Те же мысли, те же чувства, то же мировоззрение, что определило живопись Рериха. Ощущение преемственности поколений, великое значение прошедших эпох для истории, творимой сегодня. Ощущение прошлой праисторической, догосударственной жизни человечества как некоей идиллии, от которой люди отходят все дальше, которая сохраняется лишь в глухих углах, где крестьяне пашут сохами и женщины носят домотканые паневы. Ощущение единства культуры человечества и в то же время выделение в этой культуре России, переплавившей достижения Запада и Востока. Сюжеты своих картин — в очерках, в сказках, в легендах, написанных задолго до создания картин. Торжественность, весомость, как бы напевность каждой строки, параллельная торжественности, музыкальному ритму живописи.

Впрочем, в очерках, в путевых заметках Рерих обнаруживает несвойственную его живописи бытовую наблюдательность, ту первоначальность восприятия природы, которая проявлялась в самых разных его литературных опытах.

Литератор внимателен к спутникам по путешествиям, к простонародью, сопровождающему археологические работы, к живой образности речи:

«Пока идет незанимательная работа вскрытия верхней части насыпи, говор гудит, не переставая.

— Слышь ты, тут шведское кладбище!

— Ну да, известно не русское: русские так не хоронят.