Николай Рерих

И одежды здесь были старинные и речь — чистейшая, русская, не испорченная жаргонными словечками. На быстрой, бурно разливавшейся весной речке в горной долине лежало Уймище-Уймон — старое село. Вахромей ходил когда-то с экспедициями исследователя Алтая, томского профессора Сапожникова, бывал в Китае, знает все ближние дороги и тропы. Этими тропами водит он Николая Константиновича по окрестным горам, ездят они на лошадях по направлению к Белухе. Рерих и Лихтман собирают минералы. Морис Михайлович исследует их вечерами. Собирают травы — помогает им в этом Вахромей, знаток целебных трав, за что зовет его Рерих Пантелеем-целителем.

Художника, прошедшего Монхеган и Аризону, Гималаи и Каракорум, изумляют здешние места:

«Широта Алтая развернулась перед нами. Она расцвела всеми переливающимися оттенками голубого и зеленого. Она забелела дальними снегами. Трава и цветы высотою со всадника. Даже не разглядишь коня. Нигде мы не видали таких травяных покровов»…

«Катунь приветлива. Синегоры звучны. Бела Белуха. Цветы яркие, и зеленые травы, и кедры успокаивающи. Кто сказал, что Алтай суров и недоступен? Чье сердце испугалось ясной красоты и силы?»…

«Нетронутые недра. Трава выше всадника. Лес. Скотоводство. Гремящие реки, зовущие к электрификации, — все придает Алтаю незабываемое значение».

Писал здесь художник Белуху или Катын-баш — ледяную гору, алтайский Олимп, уходящий белой двуглавой вершиной в облака. Собирал здесь художник приметы вечной связи народов и общности их преданий. Алтайцы ходят в овчинных шубах, как тибетцы. Поднимаются в долинах курганы, сторожат горы каменные бабы. На склоне соседней горы уймонцы показывают навал камней и убежденно говорят: «Вот здесь чудь в землю ушла». Чудью они называют племена, жившие в этих местах до прихода русских.

Когда появилось белое дерево — береза, предвещающее приход белых людей с полуночи, а за деревом пришли сами белые люди — чудь ушла в землю, завалила ход под собой и то ли сгибла, то ли бродит там, в подземельях, не тревожа уймонских ребят, собирающих ягоды на склонах гор. Предания о чуди есть у новгородцев, и в Гималаях рассказывали о подземных племенах — как же не писать еще и еще после этого людей, пробирающихся в подземных галереях, освещенных каким-то невероятным и в то же время завораживающим, убеждающим в своей правде фиолетовым, зеленоватым светом. И совсем уж удивительно рассказывают в Уймоне, что перед войной кричит где-то за околицами, в горах змей. Это такая же примета, как обилие грибов. Закричит змей — быть крови и битвам. Причем вера в это так убежденна, что в наши годы старухи говорят, что кричал змей и перед второй войной.

В то же время внимателен художник к приметам знания, которое он так любит. К спокойному уму своего хозяина и проводника Вахромея, который вышел из бедных, выбился в первые хозяева села, и в Китай ходил торговать, и лечит травами людей и животных. Не только вершина Белухи привлекает художника, но и белый обелиск, поставленный на месте расстрела партизан в гражданскую. Память о партизанах, об ожесточении боев, о бандах, прорывавшихся из Китая и Монголии, живет здесь как сказания о чуди. «Везде следы гражданской войны. Здесь на большаке красная рота была уничтожена засадою. На горных кряжах лежат красные комиссары. Много могил по дорогам, и около них растет густая молодая трава» — это написано о Тюнгуре, где стоит обелиск в память гибели бойцов отряда Петра Сухова.

На Алтае победило дело Петра Сухова. На Алтае образуются сельячейки и комбеды, и записывают фольклористы неслыханные прежде частушки:

«Где бы, где бы стать
Под зелену крышу?
Где бы, где бы увидать
Коммуниста Мишу?..

Комсомольца полюбила,
Сразу изменилася,
Все иконы перебила,
Разу не молилася…»

Но пока камлают шаманы в алтайских аилах. Молятся старики-алтайцы Белухе и лесным духам. Молятся старики-староверы по рукописным книгам. Среди них есть просто беспоповцы, не признающие священства, как жители Уймона. И еще есть на Алтае «стригуны», «нетовцы», «никудышники», «калашники», которые молятся через дырку в калаче, и «прыгуны», и «семейские» — сосланные семьями, и «темноверцы», у которых каждый имеет для молитвы особую икону, укрывая ее от посторонних глаз.

Крепки уймонцы, как истинные староверы, хранят свои обычаи уймонцы, как истинные староверы, и темны они, как истинные староверы. Объяснения Рерихами пути из Индии в Москву (достаточно, впрочем, фантастического даже для людей с географическим образованием), из Москвы — в Уймон реально не воспринимается. Картины, которые висят на стенах временного жилья экспедиции, смотрятся как странные иконы. В Уймоне складывается убеждение, бытующее среди старшего поколения до сегодняшнего дня, что «американцы» (это определение прочно закрепилось за экспедицией) пришли на Алтай из Беловодья.