Николай Рерих

Еще в Сринагаре услышал Рерих, что распятый Исса не умер на кресте, но впал в забытье. Что ученики сняли его с креста, скрыли, вылечили. Помогли достигнуть Сринагара, где он учил и умер. На его могиле надпись — «Сын Иосифа». И могилу богоматери будут показывать художнику — она после смерти сына ушла из Иудеи, измерив огромное пространство, попала сюда, в Азию, — здесь ее и похоронили. Поэтому почетно в Азии имя Мириам — Марьям — Мария. Легенды о Христе, о Майтрейе, о Гэсар-хане, слухи из русского Туркестана плыли над лехским базаром.

В Лехе молились и торговали, водили караваны, женщины носили грузы в корзинах за спиной — шли гуськом, в меховых шапках, украшенных бирюзой, с бирюзовыми украшениями в черных косах, на плечах у них лежала шкура или матерчатый плащ — точь-в-точь древнерусское корзно, скрепленное застежкой-фибулой. Снова вспоминалась «Снегурочка» и те эскизы костюмов скандинавских крестьянок, которые делал Рерих для театра в Камергерском переулке. Николай Константинович писал этих женщин, писал субурганы под стынущим зеленоватым небом, как бы излучающим сияние, писал монастыри на синих, оранжевых, серых склонах гор:

«Все народы знают, что место Святых людей на горах, на вершинах, от вершин откровения… Там возносящее сияние. Туда стремится дух человеческий. Сама трудность горных путей привлекает. Там случается необычайное. Там мысль народная работает кверху. Там каждый перевал сулит невиданную новизну, предвещает перелом на грани великих очертаний.

На трудных путях, на опасных горных перевалах стоят изображения Майтрейи, Владыки Светлого Будущего. Кто озаботился поставить их? Кто потрудился? Но стоят они часто гигантские, точно нечеловечески созданные. Каждый путник приставит свой камешек к нарастающему мендангу.

Разве не усмехнется сердце ваше над этим камнем для ступеней будущего? Нет, путь трудный и опасный откроет сердце наше. Не усмехнетесь, но, обернувшись во Благе, прибавите и свой камень к сложенным ступеням всевмещающего Света».

Около двух месяцев прожили в Лехе. Вышли оттуда 19 сентября, навстречу зиме. Женщины в меховых шапках с бирюзовыми украшениями помазали лбы людей, коней и яков, выступающих в дальний путь, освященным молоком яка — благословили на счастливое странствие. Благословение было нужно — экспедиция шла навстречу зиме, навстречу перевалам, лежащим выше Монблана. По обочинам дороги лежат скелеты погибших животных. И стоят иссохшие, замерзшие трупы: лошадь — скелет, покрытый кожей, — застыла, словно продолжает скакать под музыку вагнеровской «Валькирии». Люди не только идут и едут навстречу, людей везут и несут навстречу — на высотах в морозы очень быстро нарушается кровообращение, охлаждаются конечности, ступни ног мраморно белеют, и не дай бог, чтобы они почернели после растирания, потому что это означает гангрену.

Сержант российской армии Филипп Ефремов писал о пути в Малый Тибет:

«Не доезжая Тевату (Тибета) за 15 дней, есть гора весьма высокая, на ней воздух тяжелый и всегдашний туман, человеку и лошадям захватывает дух, от чего и умирают, тут мой и второй товарищ русский помер, коего по обряду своему похоронил».

Писал о горах на границе Индостана:

«Сии горы почти совсем непроходимы, а ежели и есть где дорога, то весьма узка и во многих местах опасна, по причине ужасных пропастей, по сторонам оных находящихся, в кои вода, стремящаяся с гор, с ужасным шумом ниспадает».

Перевал Каракорум действительно лежит на высоте пяти тысяч шестисот пятидесяти метров. Трудно дышат люди и животные. Но сам перевал по черным каменным осыпям сравнительно нетруден. Сравнительно. На перевале Сассер на гладком льду заскользила в пропасть лошадь Юрия — удержалась на краю. На перевале Санджу яки прыгали через широкую расселину — люди доверялись якам. На перевале Сугет сбились вместе четыре каравана, застигнутые метелью, — дорогу нащупали опытные старые мулы, за которыми, скользя и оступаясь, шли люди. Шла кровь из ноздрей животных, они оступались на дрожащих ногах, и часто можно было встретить коня или верблюда, оставленного караваном, тихо умирающего на обочине. Шла кровь носом у людей, учащался пульс, часто билось сердце. И все же Мастер записывал:

«Рассказать красоту этого многодневного снежного царства невозможно. Такое разнообразие, такая выразительность очертаний, такие фантастические города, такие многоцветные ручьи и потоки и такие памятные пурпуровые и лунные скалы».

Маленькие люди вереницей, сплоченно, как строили городища, как охотились, движутся среди лунных скал. Погонщики отродясь не умывались, их черные косы лоснятся от грязи. Но можно сложить тюки с товарами у дороги — никто на них не покусится, товары будут ожидать хозяев. Каждому путнику освободят место у чужого костра, предложат разделить скудную еду и расскажут вести из Индии, услышанные в пути, вести из России, услышанные в пути, вести из Шамбалы, тоже услышанные в пути.

К этим вестям больше всего прислушивается художник.