Читаем Николай Рерих полностью

В институте, в «Венце мира», собираются одаренные юноши и девушки, занимаются лепкой, живописью — как в Петербургской школе. Собираются усталые люди старшего поколения эмигрантов — увидеть выставку, послушать лекцию самого Мастера или заезжего искусствоведа, путешественника. Стоят люди перед картинами Мастера в залах огромного музея, завороженные пылающими, светящимися, блистающими красками. И благодарит Рерих в книгах и лекциях одного из директоров института, своего друга Луи Хорша, который немалые средства вложил в строительство музея, в организацию «Корон» и «Сердец». Вложения Хорша обеспечены картинами Рериха. Их хотели бы купить многие коллекционеры — художник не принимает никаких предложений. Картины должны быть собраны в центре, в музее, выходящем окнами к реке, кораблям.

Конечно, в это время пишутся новые картины, целые серии. Конечно, художник печатается в русских газетах и журналах, в европейских и американских газетах и журналах. Статьи собираются в книги. Названия книг торжественны, как названия картин: «Пути благословения», «Твердыня Пламенная», «Держава света»… Книги тоже издаются за счет Общества друзей Рериха, вернее — самого Рериха. И мэр Нью-Йорка обращается к художнику с речью почтительной и приветственной. И в картинах американского вечного странника, исследователя, писателя и прежде всего художника Рокуэлла Кента проступает преемственность от Рериха в изображении синих гор и ослепительных льдов севера.

Рерих — в зените славы, в центре газетной шумихи: Водитель культуры, Мастер, Светоч. Новый Свет признал, принял Мастера. Но в Объединенном институте занятия идут без него.

19 апреля 1923 года художник пишет из Нью-Йорка матери в Петроград: «Через две с половиной недели двигаемся отсюда на Париж, а оттуда осенью на Бомбей. Полагаем пробыть в Индии года два»… Рерихи снова плывут в 1923 году через Атлантику в привычную, маленькую перед пространствами Северной Америки Европу.

Париж встречает такой массой знакомых, несколько постаревших лиц, что кажется — жизнь идет не в отеле, а на Мойке. Неутомимый, универсальный Бенуа. Ссохшийся, темноликий Мережковский и белокурая Зинаида Гиппиус с лорнеткой, вскинутой к близоруко-надменным глазам. Ремизов горбится над письменным столом, а по комнате расставлены и развешаны уродцы из корней, из веток. В небольшой вилле под Парижем, в «Малом Талашкине», живут Мария Клавдиевна и Екатерина Константиновна. Перед отъездом Николай Константинович приезжает проститься — Мария Клавдиевна встречает его больная, строгая, по-русски покрытая платком. Умрет она, когда Рерихи будут очень далеко от «Большого Талашкина» и от «Малого Талашкина», — в 1928 году.

Эмигранты делятся на группы и группки; среди них есть близкие Рерихам — те, которые верят в новую Советскую Россию и желают добра ее народу, и те, кто ненавидит этот народ. Страшна революция Мережковским, чает возврата прежней России, оплакивает ее старый «майский жук» — Философов.

Из Франции уезжают без сожаления. Уезжают через Марсель, где на желтой скале стоит храм божьей матери — покровительницы моряков. Из Марселя отходит снова большой пароход; идет Средиземным морем, стоит в Суэце — и розовые отсветы пустыни видит художник в Египте. Идет через Красное — библейское Черное море. Выходит в Индийский океан. Высаживает пассажиров в стране детских мечтаний, приключенческих романов, Ишвары — Милости Богов, йогов, статуй Будды и Шивы.

В начале декабря 1923 года газеты сообщают о прибытии в Бомбей семьи известного художника Nicolas‘a Roerich‘a.

<p>Глава II</p><p>Кочующие караваны</p>1

«Если идти из середины России на зимний восход все прямо, то тысяч за десять верст от нас, через Саратов, Уральск, Киргизскую степь, Ташкент, Бухару, придешь к высоким снеговым горам. Горы эти самые высокие на свете. Перевали через эти горы, и войдешь в Индийскую землю», — так начал Лев Толстой свой рассказ «Сиддарта, прозванный Буддой, то есть святым»…

Из середины России, на зимний восход, шел в XV веке тверитянин Афанасий Никитин до великого города Каликут; от невских берегов добрался до Калькутты в XVIII веке артист, музыкант, писатель Герасим Лебедев и основал в Индии невиданный прежде театр. В местах, где начиналось действие пушкинской «Капитанской дочки» и во времена «Капитанской дочки», служил в яицкой крепостце сержант российской армии Филипп Ефремов. Взятый в плен бухарцами, он бежал не на север, в Россию, через заставы кочевых племен, но на юг, через великие горы — в Индию. Добрался до Дели, до Калькутты, оттуда прибыл к невским берегам; по примеру Афанасия Никитина вспомнил письменно свои девятилетние странствия. Когда студент Рерих поспешал в Академию художеств, врач Владимир Хавкин спасал в Бомбее заболевших чумой, исследовал чуму — и сегодня Бактериологический институт в Бомбее по праву носит имя Хавкина.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология