Читаем Николай Рерих полностью

В своих лекциях, читанных жителям двадцати восьми городов Соединенных Штатов, Рерих не устает говорить о мужестве русского народа, о его великой культуре, о памятниках его истории. Не устает повторять слова — Культура (Культ-Ура — так, хоть и совсем не научно, но образно-впечатляюще расшифровывает Рерих это понятие. Ур — солнце на древних восточных языках. Культ-Ура — вечный культ солнца, света, разгоняющего тьму), знание, труд добрый. В статьях, публикуемых под девизом: «Любовь, Красота, Действие» — призывает и пророчествует грядущее единение человечества. Он по-прежнему видит это единение в прошлых веках, позади, в праистории, где не было границ, паровозов, нансеновских паспортов. И как в Петербурге делил художник время между столицей и валдайскими, новгородскими тихими землями, так в Новом Свете делит он время между столпотворением Нью-Йорка и северными и южными тихими землями.

Северо-восток Штатов — как Тулола, только берег спускается здесь не к озеру, а к Атлантическому океану.

«Монхеган. Белые буруны Атлантической волны. Скалы седые. Хаты рыбачьи. Полуразрушенная пристань. Маленький пароходик „Губернатор Дуглас“. Наш истинный друг Чарльз Пеппер советует во время выставки в Бостоне: „Побывайте на Монхегане, там можно работать“».

«Год 1922-й. Лето. Пишется на Монхегане океанская серия. Говорят нам индийское значение этого названия острова. А на мшистых скалах неожиданно краснеет душистая земляника. В туманные дни стонут сирены маяков, и кажется, что вы где-то очень далеко». Сюиту «Океан» пишет Рерих на Монхегане — северное море, скалы, напоминающие окаменевших драконов и великанов, очертания драконов и великанов в облаках, одинокий маленький корабль — утлый и в то же время вечный. Как всегда, большая сюита — словно один пейзаж, переходящий из картины в картину, писанный в едином стройном ритме, словно бы в едином музыкальном ключе.

С севера пути идут на юг — в Нью-Мексико, в места, которые стали владением Соединенных Штатов лишь недавно, после войны, неудачной для Мексики. Огромная территория, северная для Мексики, южная для Штатов, была тогда отторгнута в пользу Севера и получила название Нью-Мексико, Новая Мексика. Мексиканцы, потомки испанцев и индейцев, постепенно переходят с испанского языка на английский, но сам ритм жизни людей, раскиданных в огромных раскаленных пространствах, — меняется медленно, кажется вовсе неизменным. Это и привлекает художника, всегда выделяющего в меняющейся жизни черты неподвижные, застылые, которые воспринимает он как вечные. Белые деревни, пещерные жилища индейцев Нью-Мексико кажутся в его картинах проросшими из каменистой, иссохшей земли. И земля совсем безлюдная останавливает его взгляд и кисть — каменные пустыни Аризоны, провал, гигантское ущелье, которому и не может быть иного названия, чем Grand Canyon — Великий Каньон.

Путешествуя по Новой Мексике, неутомимо претворяя ее пейзажи, останавливаясь на ночлег в деревенских постоялых дворах, художник не пишет, не выделяет в пейзаже и в ландшафте людей, хотя присутствие человека определяет самый ландшафт. Жизнь в этих селах идет роевая, племенная, как у древних славян. И племена неизгладимо несут в своем облике, в своем медленном быте черты Азии. О происхождении их спорят ученые. Чем дальше, тем больше возникает свидетельств о связи Нового Света со Старым. Не только с викингами, которые, конечно же, открыли Северную Америку задолго до Колумба и плавали туда на ладьях под красными парусами и рубили жилье в устье Гудзона. Но о связи с великими землями, лежащими за Тихим океаном. Японскую керамику находят в Центральной Америке. Свидетельства общности народов, разделенных или соединенных океаном. Они через Берингов пролив (может быть, пролива и не было тысячелетия тому назад) спускались к югу, меняли тундру и тайгу на прерии, на Скалистые горы, на тропические леса и пустыни. Или с острова на остров перебирались от японских островов, от Индокитая? Во всяком случае, для художника эта связь несомненна. Если плыть из Америки все на запад, все на закат — откроются Япония и Китай, за ними — Индия. Замкнется круг странствий земных народов. Круг этот притягивает, как прежде — Новгородские земли.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь в искусстве

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология