По тому, что Некрасов стремился еще в рукописи ознакомить с поэмой близких приятелей — Тургенева и Боткина, чьим мнением дорожил, чьему литературному вкусу доверял, как доверял их суждениям и советам, касающимся его личной жизни, видно, какие инвестиции делал он в это произведение. Некрасов даже писал им, что решительно связывает с успехом или неудачей поэмы решение, продолжать ли ему занятие литературой.
«Несчастные» не относятся к удачам Некрасова и сейчас читаются редко. В поэме ощущается сильная, чрезмерная «литературность». Рассказчика на каторгу приводит вполне мелодраматическое убийство жены из ревности, Крот столь же мелодраматическим возгласом «Нет в вас Бога!» пробуждает совесть в отпетых преступниках. Это редкий у Некрасова случай, когда исходная идея оказалась искусственной и не смогла организовать разнородный материал. Но эта неудача (к слову сказать, отнюдь не для всех очевидная) совершенно не помешала дальнейшей поэтической деятельности автора (его обещания друзьям в случае фиаско задуматься над завершением литературной карьеры нужно признать своего рода кокетством) и никак не сказалась на его творческой репутации. Фактически само стремление Некрасова написать «большую поэму» на этом этапе его литературной биографии оказалось ошибочным, хотя опыт и был полезным.
Значительно более удачным и своевременным оказался замысел другой — лирической — поэмы «Тишина», начатой тоже за границей (возможно, тогда еще не предполагалось, что это будет целая поэма — в начале 1857 года была написана только одна часть, ставшая в окончательном тексте третьей), а законченной уже по возвращении в Россию. Если в «Несчастных» автор как будто пытался подвести итог творчеству, суммировать его, то «Тишина» открывала новые возможности некрасовской поэзии. Некрасов делился с Толстым: «…Вот какая пришла мне мысль. Рутина лицемерия и рутина иронии губят в нас простоту и откровенность. Вам, верно, случалось, говоря или пиша, беспрестанно думать: не смеется ли слушатель? Так что ж? Надо давать пинка этой мысли каждый раз, как она явится. Всё это мелочное самолюбие. Ну, если и посмеются, если даже заподозрят в лицемерии, в фразе, экая беда! Мы создаем себе какой-то призрак — страшилище, который безотчетно мешает нам быть самими собою, убивает нашу моральную свободу».
О какой откровенности идет речь? Очевидно, что и раньше стихотворения Некрасова были искренни и даже превосходили искренностью произведения других поэтов. Речь идет о новом понимании искренности. Что является мерилом откровенности? Чаще всего — способность признаваться в дурном. В этом смысле искренни «Родина», «Я за то глубоко презираю себя…», «Подражание Лермонтову». В письме Толстому откровенность понимается по-другому, по-новому, как смелость признаваться в добрых и высоких порывах и поступках, даже если эти порывы наивны и в глазах умудренных опытом людей могут выглядеть комично. В духе этой «новой» искренности и написана «Тишина»[27].
Это поэма о Крымской войне и обороне Севастополя — событиях, вызвавших сердечное сочувствие Некрасова. Но хотя в поэме присутствуют и беглые зарисовки сражений, главная ее тема — завершение войны, наступление мира (именно такое значение имеет в первую очередь название произведения), возвращение домой русских солдат — они совершили героическое дело и теперь могут отдохнуть. К центральной эпической теме присоединяется лирическая — сам автор, лирический герой, возвращается в Россию из-за границы, из шума европейской жизни в русскую деревенскую тишину. Государственные события переживаются как частные, глубоко личные. Это позволяет Некрасову создать произведение национального масштаба, с подсветкой болезненно актуальной эпической темы лирическим началом, собственным искренним чувством.
Это обращение к общенациональной проблематике, пожалуй, впервые позволяет Некрасову выйти за пределы своей системы ценностей, показать иные ценности, не совпадающие с его собственными, не как предмет сатирического отрицания, но как объект сочувствия. Речь идет о христианских ценностях. В поэме «Тишина» в некрасовской поэзии впервые появляется образ храма как воплощения веры. Это, конечно, сельский храм, воплощающий религиозность народную, «низовую», простую: