«Лисьи» сказала, и я Барского вспомнила, аж дрожь по телу прокатилась. Только он меня лисой называл. А волосы… ох, знала б она как я их всегда ненавидела, как мечтала, чтоб они вдруг стали другого цвета, как хотела все до единой веснушки извести. Как меня называли рыжей уродиной в детдоме. Но я никому не рассказывала о своем прошлом. Нет, не стеснялась. Я просто хотела быть для них другой. Я хотела стереть из памяти образ гадкой страшной мыши. Мне слишком понравилось быть красавицей. Я оказалась тщеславной. Во истину этот порок самый любимый у дьявола.
Когда вышли к нашим парням я увидела, как вытянулось лицо у Барата. Красивый он, особенная внешность. И визуально он мне очень нравится, да и тешит самолюбие, что такой парень на меня внимание обратил и не только обратил, а явно в меня влюблен. Но я сама… пусто у меня внутри по отношению к нему. Не о нем мои мысли, не о нем мои сны. И умом понимаю, что Барский проигрывает по всем параметрам. И возрастом, и внешностью. Но все равно мне он кажется красивее, для меня Барский как некая высота, до которой ни одному из парней никогда в моих глазах не долететь. И дело ведь вовсе не во внешности.
Здесь другое. Иногда есть такие мужчины, смотришь на них, понимаешь, что нет там ничего особенного, ничего такого сумасводящего и в тоже время начинаешь дрожать только от поворота головы, от взгляда из-под густых бровей, от властного голоса. И какая там красота… к черту ее. Тут нечто большее, нечто настолько умопомрачительное, на ментальном уровне, словно у этого мужчины невидимый манок и он все твое тело и разум вытягивает в струнку и заставляет трепетать от восхищения, от возбуждения, от самых горячих и грязных желаний. Почему? На это нет ни одного ответа.
В клуб мы приехали около полуночи. Барат заказал коктейли, раздал сигареты. Мы чувствовали себя взрослыми и свободными. Мы вырвались на волю и ощущали дикую эйфорию. А я заглушала боль разочарования от того что Захар даже не поздравил меня. И от того отрываться хотелось с тройной силой, отдаться кайфу, нирване алкоголя и позволить себе забыть о Барском, затуманить мозги. Я танцевала на столах с бокалам в руках, прыгала на Барата и он кружил меня по всему залу, потом мы отжигали с ним вместе и народ образовал круг, любуясь на нас и улюлюкая, хлопали нам в ладоши. Я разгорячилась до невозможности, адреналин буквально свистел в висках, мне хотелось совершить нечто эдакое, запоминающееся в такой день…. Я еще не знала, что запомню его и так. Запомню на всю жизнь.
А пока я танцевала, бесилась и мне даже нравилось то, как Барат прижимает меня к себе, как ловит мои губы в танце, как шепчет мне на ухо на словацком как любит меня и что мы будем делать после школы. Как он заберет меня от злого опекуна, и мы сбежим, поженимся где-то в Европе. Будем жить в доме на колесах, и я рожу ему ораву детишек. Коктейль ударил мне в голову, и я даже готова была с ним помечтать, представить себя где-то далеко, постоянно в дороге… убегающих от взбешенного Барского, которого раздирает от ревности. В моих мечтах всегда был ОН… а без него мечты теряли свою значимость. И вдруг на меня снова нахлынуло это ощущение ненужности, понимание, что ни одна из моих фантазий не исполнится, а мечты останутся только мечтами. Что я проживаю какую-то чужую жизнь в этой школе, что это не Сенька вовсе, а какая-то совершенно неизвестная мне девка. А я… я на самом деле все та же рыжая ободранная лиса, не нужная никому. И едва я закончу эту школу я не знаю что меня ждет. Мне начало казаться, что я задыхаюсь в этом душном зале. Мне надо на воздух. Я выбежала на улицу с бокалом и сигаретой, а Барат за мной, схватил за талию и прижал к себе.
— Куда ты?
— Душно там. Воздухом подышать.
Перекрикивая музыку и направляясь за здание, туда где возвышается ограда и почти не сверкают неоновые огни от вывески. Барат руки не разжимает, со мной идет и губы его в затылок мне тыкаются, а ладони сжимают все сильнее.
— Сеня, как сладко ты пахнешь, как шоколадная конфета… я так хочу тебя съесть.
Он тоже немного пьян и мне не противно, но в тоже время и не хочется чувствовать его губы. Во рту все еще горчит осадок от собственных мыслей о Барском. И меня захлестнуло едкой волной сделать ему назло, вырваться из-под гнета своих мыслей о нем, стереть его из своей памяти другими руками, закрасить другими губами, телом, запахом. Я ведь принадлежу сама себе, я взрослая, могу творить что угодно и его «убью» уже ни черта не значит, да и тогда не значило. Пустой звук, как и его предвыборная компания. Не убьет. Забыл уже и как я выгляжу и что я есть вообще. Так почему бы не сорваться и … не стать той самой шлюхой, как он меня называл. Уличным мусором. Барат хороший парень и мы и правда могли бы с ним сбежать.
И я сама потянула Барата к себе, заглядывая в его красивые глаза…
— Съешь. Что тебе мешает меня съесть? Прямо здесь…