Ничья его девочка

— А что такое? Меня приняли за вашу любовницу? Вы с ними обычно по магазинам не ходите?

Повернулся ко мне и на секунду его глаза вспыхнули. Какие же они красивые, такие светлые и невозможно холодные, а от этого холода внутри все дрожать начинает, я провела кончиком языка по пересохшей нижней губе. И эти глаза, он резко перевел взгляд на мои губы и тут же отвел его на дорогу. Как же мне хотелось, чтобы он хоть раз посмотрел на меня не как на презренное насекомое.

— Ты слишком много себе позволяешь.

— И что? Думаете я вас боюсь? И буду молчать?

— А стоило бы бояться. Но с недовесом это пооблематично.

Констатировал он совершенно спокойно и чуть приоткрыл окно, рассмеялся, вытаскивая руку наружу с растопыренными пальцами, ловя воздух. Ветер откинул его волосы назад с высокого, даже чуть великоватого лба и мне подумалось, что именно так могли выглядеть цари, не знаю там графы или князья. Вот так аристократично, как он.

— Вы мне язык отрежете как тому Хряку или нос?

Продолжает смеяться и играть рукой с волнами воздуха, вызывая завистливое желание сделать тоже самое.

— Живьем закопаю и никто не узнает, что ты вообще когда-то существовала… Но это если выведешь окончательно, а так задницу выдеру до мяса и мозолей.

Я судорожно глотнула воздух, когда представила его сильную ладонь, опускающуюся мне на ягодицы… при этом я лежу животом у него на коленях с задранным платьем и от чего-то низ живота обожгло кипятком от этой картинки. Стало горячо между ног и от чего-то захотелось ощутить именно там его пальцы. Стало очень душно. Я совершенно забыла про свой нос.

— Вы их тоже бьете? — хрипло спросила я.

— Кого?

— Своих женщин.

Быстро посмотрел на меня так, что у меня в горле пересохло.

— Значит так, Лиса. Определимся прямо здесь и сейчас. Ты никогда не лезешь в мою личную жизнь, никогда не задаешь мне вопросов на темы, которые тебя не касаются. Любая насмешка, тупой сарказм, попытка сунуть свою маленький нос куда не следует окончится для тебя трепкой. И если я тебя выпорю, то в отличии от моих женщин, тебе это не понравится.

И стало не просто жарко, а так жарко, что у меня капельки пота выступили над верхней губой, но в ту же секунду едко обожгло под ребрами — а ведь он даже не отрицает, что у него есть другие женщины.

— Скажите… зачем вам все это нужно?

— Что именно?

— Я! Зачем я вам нужна?

— Я сам еще не решил, но мне так хочется и этого достаточно.

И опять усмехнулся, красивые у него зубы ослепительно белые, сильные, ровные. Он везде идеальный, без единого изъяна. Таких ведь не бывает на самом деле… Почему-то подумалось о том, что эти его женщины, наверняка, с ума по нему сходят. И его жена… она ведь точно влюблена в него, как кошка. Ухватила себе самого лучшего… И вдруг такая отчаянная ярость захлестнула от мысли о ней. Я ведь раньше даже не задумывалась о том, что она существует, а сейчас стало вдруг до саднящей боли неприятно, что она вообще существует… И его дети. Как доказательство того, что он ее постоянно и качественно трахает.

Когда мы приехали к дому, Барский вышел из машины. Мне выйти не помог. Да и зачем со мной можно не церемониться. Я ж шавка Сенька. Меня можно до мозолей побить, вышвырнуть, подобрать обратно. Но все же напряжение спало, и я ощутила где-то в глубине души облегчение от того, что я снова у него дома.

Когда оказались внутри я хотела пойти наверх, но Захар удержал меня за руку.

— Сначала займемся твоим носом, потом в ванну, потом спать. Завтра учебы не будет.

— А что с носом? — я опять напряглась.

— И не только с носом. Он тебе кожу рассек на скуле. Ублюдок. Надо промыть перекисью и намазать.

И взгляд сверкнул дичайшей ненавистью, преобразив его лицо ровно на мгновение в животный оскал. Изменяя до неузнаваемости. Я даже вздрогнула.

Повел меня на кухню, усадил на стол, включив яркий свет и отбирая платок. Приблизился ко мне вплотную всматриваясь мне в лицо, разглядывая его вблизи. Прошелся подушками пальцев под глазами, по переносице.

— Больно?

Я кивнула. Он снова потрогал, но уже сильнее.

— Не сломал. Уже хорошо.

Трогает меня, щупает, а я замерла и как совершенно чокнутая смотрела на его лицо настолько близко и втягивала запах всеми легкими.

Его женщины… я бы, наверное, отдала все на свете, чтобы узнать каково это быть его женщиной. А не шавкой… не игрушкой… Потом он промывал мне ссадины, выти рвал кровь под носом, а мне вдруг стало стыдно за то, что ненавидела его так отчаянно моментами. Не знаю почему, но этот человек единственный в целом свете, кто заботится обо мне. На свой лад, конечно… но до него я не была не нужна ни одной живой душе.

— Тут бы швы наложить по-хорошему, но думаю и так зарастет. Шрамов не останется.

— А вы врач?

— Не врач, но по морде часто получал.

— По морде? Фу. Как грубо.

А сама смотрю на его брови, на тяжелые широкие веки, на длинные ресницы и меня ведет так, будто я пару бокалов шампанского выпила. До боли в суставах хочется потрогать эти ресница, тронуть его лицо.

— Грубо. Плохо на меня влияешь, Лисичка.