Ничья его девочка

Рабочий прокашлялся, отлепив от меня взгляд и нехотя поплелся к двери, несколько раз обернулся, судорожно сглатывая, и только сейчас я заметила, что моя футболка просвечивается. Она намокла от воды, стекающей с кончиков волос и теперь облепила мою грудь. Барский сделал несколько шагов ко мне и сдернул за затылок с подоконника.

— Пошла и оделась! И никогда, запомни, никогда не являйся пока тебя не позвали, ясно?

— Не ясно. Я теперь и выйти из комнаты не могу?

— В таком виде не можешь!

— В каком таком?

Упрямо дернула головой, не обращая внимания на его пальцы на моем затылке, а он смотрит мне в глаза остекленевшим взглядом и скрипит челюстями.

— Ты почти голая! Что это за тряпки?

— А у меня нет других!

Смотрит и давит шею еще сильнее, слегка подергивается уголок его идеального рта, а мне от чего-то хочется приподняться на носочки и принюхаться к его запаху, который кружит мне голову. Медленно разжал тиски рук.

— Будут другие. А теперь пошла к себе.

— Не пойду! Не хочу к себе. Тут хочу быть. Нечего мной командовать я вам не ваша женушка! Кого трахаете теми и командуйте!

глаза Барского расширились и ноздри раздулись от прилива ярости. Наверное, я перегнула палку. Пощечина была звонкой и болезненной, тут же заставила прикусить язык и схватиться за зудящую щеку.

— Еще одно слово и мыло жрать будешь кусками!

— Я вырасту и отберу у вас все, что вы украли у моего отца!

Глотая слезы и сжимая руки в кулаки.

— Договорились! Отберешь! А пока что заткнись или я за себя не отвечаю!

— Идите на хрен!

— Чтооо?!

Замахнулся и я зажмурилась, зажала губы, чтоб не ударил по ним. Дернулась в его руках, и майка почти свалилась вниз, зацепилась за кончики груди. Барский посмотрел вниз, его кадык судорожно дернулся, он тут же взревел, схватив меня за волосы отшвырнул от себя с такой яростью, что я пролетела через весь кабинет.

— Я сказал к себе! Быстро! Иначе я тебя придушу! Ясно? Пошла вон, дура малолетняя!

Это была даже не ярость он вдруг перестал быть вменяемым и адекватным. Я даже не подозревала, что он может быть таким бешеным и ненормальным. Стало страшно и я бросилась вон из кабинета к себе в комнату, заперлась там и залезла в кровать под одеяло. Чокнутый псих! Я ведь просто вышла к нему… просто увидеть хотела. Идиотка. А он не хотел. Он пришел отапгрейдить твою клетку, Сенька. На хрен ты ему не сдалась. Его тошнит от одного твоего вида. Омерзительна ты ему как насекомое. И смотрит он на тебя, как на тварь ползучую и отвратительную. Я проревела тогда всю ночь и уснула только под утро, но когда его машина отъезжала от дома, проснулась и бросилась к окну, провела взглядом, проклиная и его, и его семью, к которой он уезжает и любит их… а меня дрессирует и держит при себе, чтоб денежки не уплыли.

Ненавижу ублюдка. Вырасту и сделаю все, чтоб у него отобрать то, что он отнял у меня. За все отомщу.

* * *

В этот раз он явился не с картонной упаковкой с какой-то жрачкой, а с ворохом цветных пакетов. Все это притащили мне в комнату, пока я наблюдала, усевшись с ногами на подоконник и кусая яблоко с таким хрустом, словно где-то трескалось стекло. Его шестерка с бледной физиономией, тот самый, что притащил меня к Барскому в номер, занес пакеты ко мне и сложил их на стол. Едва он вышел, я закусила яблоко передними зубами и подскочила к пакетам. Достала несколько шмоток, потом еще и яростно откусила кусок. Перебрала все пакеты и ощутила, как от злости все закипает внутри, как мне ужасно хочется удушить Барского, броситься на него с кулаками. Я схватила несколько пакетов и выскочила из комнаты, пробежала по ступенькам вниз прямиком к нему в кабинет.

Толкнула яростно дверь — сидит спиной ко мне в кресле, говоит по сотовому. Повернулся вместе с крелом и тут же вздернул бровь, когда увидел меня, прикрыл сотовый ладонью.

— Я тебя звал? Я занят. Зайди позже.

А я швырнула в него плиссированной синей юбкой и кофтой под горло.

— Что это? Почему уже не монашескую сутану? Это не вещи! Это даже лохи последние не носят! Я такое не надену! Ясно?

Барский отключил звонок и швырнул вещи в меня обратно.

— А что такое? Больше нравится одеваться, как шлюха подзаборная?

У меня щеки зарделись, словно еще раз пощечину отвесил.

— То, что я скажу, то и будешь носить, а не ходить по дому, как последняя… Ты еще ребенок!

— Вот это я носить не буду! Это уродство! Это тюремная форма! Вы специально хотите меня унизить этой одеждой!

— Ну значит будешь ходить голая, потому что все твое тряпье уже вынесли на мусорку!

Я ему не поверила, бросилась обратно к себе в комнату и заорала от злости — мой шкаф был пуст, а горничная развешивала новые вещи и складывала на полки. Тяжело дыша я заглянула в ящички и не нашла Славкину шапку. Меня это добило. В этот момент во мне что-то щелкнуло и оборвалось. От обиды на глаза навернулись слезы. Я сгребла все новые шмотки на пол и зарычав, побежала обратно в его кабинет.

— Вы… вы! Как вы смели трогать мои вещи! Они были дороги мне! Это мое… это было моим!

— Что было твоим? Бомжатские, вонючие тряпки? Их ты назвала вещами?