Ничья его девочка

— Копия официально оформленного опекунства над Назаровой Есенией Сергеевной. Опекун — конечно же я. С этого дня я имею на тебя все права и начну воспитывать так, как я считаю нужным и воспитаю… либо отправлю туда, где по тебе давно нары плачут. Кстати, можно не тянуть время и сделать это именно сейчас. Выбор за тобой.

Я подавилась мясом, закашлялась, но он даже не подал мне воды, я сама нащупала стакан, запила, пытаясь отдышаться и все это под его ненавистным взглядом, полным злорадного триумфа.

— Вы… вы хитрый и подлый сукин сын! Вы это нарочно сделали, чтоб … чтоб ничего мне не давать.

Я не успела даже отшатнуться, как ощутила очень болезненный удар по губам. Так что кровью рот наполнился и засаднило разбитую губу. Тронула языком и поморщилась.

— Урок первый — никакого мата при мне и на меня! Соус возьми томатный, чесночный будет теперь печь.

От обиды на глаза навернулись слезы, но урок был доходчивым. И вполне подходящим, для такой, как я. Я поняла — он сильнее и намного, а еще поняла, что церемониться со мной не будут. У меня пока что нет никакого выбора.

— Вот так. Правильное решение, Лиса. Умные и хитрые зверьки умеют приспосабливаться к обстоятельствам.

— Я не зверек!

— Верно. Пока что ты даже не зверек, ты глупое насекомое, которое постоянно заползает в то место, где его непременно раздавят. Завтра Павел Григорьевич отвезет тебя на мед осмотр. После этого пройдешь тесты, чтоб понять уровень твоих знаний и развития.

Он промокнул свои идеальные, красивые полные губы салфеткой и отпил минеральной воды из стакана. А я все еще трогала языком рваную ранку изнутри и смотрела него исподлобья.

— Я здорова.

— Очень в этом сомневаюсь. Может у тебя вши или какие-то паразиты. Так что это не обсуждается. Пройдешь полный медосмотр.

Он набрал кого-то по сотовому.

— Паша, завтра возьмешь Есению в клинику. Нет, она будет хорошо себя вести. Пройдете офтальмолога, лора, инфекциониста, терапевта, гинеколога и стоматолога.

— Гинеколога? — вскрикнула я, — А это еще зачем? Не пойду! Не дам чтоб у меня там ковырялись!

Глаза Барского и без того огромные стали еще больше. Видимо он не ожидал такой реакции. А еще, что я ляпну подобное в его присутствии. Наверное. Его бровь опять вздернулась вверх. Прикрыл трубку ладонью и теперь заставил меня залиться краской.

— Может все же лучше в тюрьму? Там будут желающие поковыряться в тебе насильно и не один раз! И не только там, где гинекологи. М?

Сволочь! Какой же он моральный урод! Ненавижу его! Я к себе хочу, в детдом, в привычную среду. Боже! Зачем я только пришла к нему тогда?

— Вот и правильно. Мой долг перед другом заботиться о здоровье его дочери.

ГЛАВА 8

— Андрей Васильевич, я о делах на отдыхе не говорю. Но для тебя сделаю исключение. Присаживайся. В ногах правды нет.

Я посмотрел на лысоватого депутата с толстым брюшком и бегающими серыми глазками. Нервничает. Конечно нервничает. Они всегда нервничают, когда приближаются настолько близко. Боятся. А как говорил мой отец:

«Боятся — значит уважают. Ты людей не любить тебя заставляй и не восхищаться. Нееет. Все это ерунда. Бояться они должны. Так чтоб поджилки дрожали и во рту сохло. Тогда и уважение появится».

И прав был на все сто процентов. Нет ничего вкуснее и плодотворнее страха. Но труднее всего заставить себя бояться и при этом действительно испытывать желание подчиняться. Это вам не девяностые. Косить направо и налево тех, кто неугоден уже не выйдет. Точнее, выйдет, но уже иными методами. Боровской благодаря мне пролез в верха и теперь зубами держался за свое место, но люди так устроены, что им всегда и всего мало. Они хотят большего. Например, больше денег. Вот и он хотел… и я даже знал, чего именно он хочет.

— Захар Аркадьевич, я не хотел мешать… я тут узнал, что вы коллекционируете виски… И приготовил вам презент в знак моего глубочайшего уважения. Иван, — кивнул своему охраннику, который телепался сзади и маячил совершенно лысой головой, подпирая ею косяк двери. Тот куда-то назад обернулся и поманил кого-то пальцем. Через секунду в помещение сауны вошла девица в купальнике и с подносом в руках. Я даже приподнял бровь — а паршивец неплохо осведомлен. Надо узнать откуда просачивается информация. На подносе стоит Макаллан 1945 и поблескивает медово-золотистым содержимым на фоне деревянной коллекционной коробки. Крутой презент стоимостью почти в два миллиона рублей и… рыжая девка, которая полоснула мне нервы своим ядовитым цветом волос.

— Ты присаживайся, Андрей Васильевич. За презент спасибо, уважил, порадовал.

На физиономии депутата появилась довольная улыбка и он уже более уверенно уселся на скамейку. Ему явно было жарко внутри и на лбу выступили бисеринки пота. Он ослабил узел галстука. Но предлагать ему присоединиться ко мне я не собирался. Более того, я дал ему двадцать минут на изложение его проблемы. Хотя и так знал, о чем пойдет речь.

— Я… я тут пришел за вашим разрешением и узнать мнение…

Я отхлебнул ледяное баварское пиво и чуть прищурившись склонил голову на бок.

— Тридцать процентов, Андрюша.