Ничейный час

Гарпий Деанта видел в книге. Только издали можно ее принять за человека в плаще, да еще в сумерках или тумане. Ничего человеческого не было в лице с широко поставленными круглыми глазами с вертикальным зрачком, жестким клювообразным хрящом над носовым отверстием и широким клыкастым ртом с тонкими губами. Голову покрывали темные длинные перья, как и кожистую перепонку между руками и телом.

— А тварь как нас увидела, так пенье-то бросила и попыталась взлететь, но мы ее забили. Просто вмесиво забили. А госпожа-то твоя матушка кричит, вырвается — вы убили моего господина! Будьте вы все прокляты! А дядя твой как даст ей кулаком-то по голове — не со зла, а чтобы успокоить, понимаешь, она и сомлела. Тот ее на руки вот так вот бережно взял, да и повез домой. А потом велел, чтобы тебя с матушкой, значит, увезли в Уэльту. Там лесов таких нету. А в Тиане, значит, гарнизон стоит, весь рубеж по границе леса держит. Теона Анральт, Лис одноглазый там сидит. Хитрый, сволочь, ну прямо сил нет! — Дайя восхищенно покачал головой и поцокал. Морщинистое коричневое лицо расплылось в щербатой улыбке. — Да, Лис — он, можно сказать, тоже великий.

Уэльту Деанта помнил немного лучше. Это был самый большой и самый красивый город, который он только видел. Но и там ему с матерью приходилось жить почти как в заточении, вечно среди стражи. И дядя строго-настрого запретил ему рассказывать о безумных речах матери. А она всегда повторяла:

— Он был прекраснее всех мужчин, твой отец, он был король. Вот, книгу взять и открыть, и там будет рыцарь в серебряных доспехах, на белом коне, а над ним синее небо, а под ним зеленая трава. А впереди девица в алом платье. Это я! И он дал мне перстень! Вот, это королевский перстень, без него король не король! И я отдам его тебе, когда ты отправишься, чтобы сесть на престол отца. Ты будешь такой красивый, в золотой короне, в алой мантии…

Каждый раз она рассказывала свою историю по-иному, она обрастала новыми подробностями и мелочами, украшалась, словно рукопись расписными виньетками и буквицами, пока причудливые линии не начали перевешивать текст и смысл.

Потом, после шестого покушения на Вирранда, дядя сказал ему, что они уедут в пустыню. Деанта уже начал понимать, что с его происхождением все не так просто, и, собравшись с духом, однажды задал вопрос дяде. Тот не стал ничего скрывать, сказав, что все равно когда-то он все узнал бы. Деанте было уже тринадцать, и дядя решил, что ему уже можно доверять большие тайны. Но в устах Вирранда Тианальта это была не повесть из красивой книжки. Это был рассказ о случайной встрече и случайной ночи, и женщине на одну ночь, которой и оказалась Анье. Женщина, которая была нужна, чтобы выносить и родить истинного короля. Великий Тианальт не скрывал, что сам поступил дурно, и Деанта восхищался его честностью. И вообще восхищался дядей Тианальтом.

— Сейчас пытались убить меня. И будут еще не раз пытаться, — говорил Вирранд.

— Кто?

— Да мало ли кто, — отмахнулся Вирранд. — Я хотел сказать о другом. Я — не самое главное. Если там — он указал на север — узнают о том, что ты есть, то убить будут стараться в первую очередь тебя. А твоя мать в помрачении, она может выдать, кто ты такой. Пока о твоем отце не спрашивают, а те, кто знает, то люди верные. Да и немного их осталось.

В последних словах Деанте почудилось что-то недоброе и темное, но, наверное, просто почудилось.

— Когда ты будешь готов — а такое время настанет, если ты уцелеешь — ты пойдешь в Столицу, заявишь свои права и встанешь на Камень, и он крикнет под тобой, и ты исправишь неправду. — Дядя говорил так, что Деанта и не думал возражать. И с тех пор он просто принял, что так и должно быть. Настанет день, и он исправит неправду мира. Как — он не задумывался. Он просто знал свой долг.

Здесь, в шерге, его окружали только верные люди. Личные вассалы Маллена или Тианальта, люди, обязанные им чем-то по гроб жизни или связанные словом до самой смерти. Здесь не было тайной происхождение Деанты, и, честно говоря, мало кто ему завидовал. Здесь Анье могла открыто плакать и причитать, и вспоминать мужа.

И здесь Деанта был одним из многих — в шерге было слишком мало людей, и всем приходилось трудиться по мере сил, чтобы выжить. И Деанта трудился, как все. И его любили. И он был счастлив. По крайней мере, для этих людей, людей шерга, он готов был пойти к Камню. Они того стоили.