Ничего не изменить

Пробуждение было болезненным. Холод все таки добрался до путников, а слабое пламя горелки просто задул. Виктор сломал несколько стульев, растолкал Симонова и развел огонь. Открытый огонь в здании был опасен, но морякам было наплевать – главное согреться, ожить, выпить обжигающего чая. Хмурые, уставшие, грязные они согрели воды и молча пили горький чай. Завтрак был скуден, настроение ужасное, впереди – неизвестность.

– Надо машины рядом посмотреть – шкипер шмыгнул носом и потер затылок – Может есть что на ходу, не зараженное.

– Может и есть, только где бензин взять? – развел руками дозорный – Я обратно… обратно не пойду, хоть убей.

Смутьянов молча достал пистолет и протянул его пораженному Симонову.

– Возьми с собой, мало ли что. У меня ещё один, если что – пали в воздух.

С смешком, дозорный взял пистолет, проверил, поставил на предохранитель, оделся и вышел. Виктор молча смотрел в затухающий огонь, черные опаленные плитки, угли и думал, что им делать дальше. Идти пешком – смертельно опасно. Вернуться за машиной? Не проедут, брода нет. Оставалось надеяться, что жители маленького пограничного городка могли позволить себе собственную или служебную машину, а Симонов сможет её завести. Но бензина все равно нет, так что даже счастье, в виде исправной техники, весьма сомнительно. Выходит, придется либо добираться до побережья и там искать исправную лодку, либо мародерствовать до самого Кронштадта, выкачивая бензин из попуток и надеясь на отсутствие пылевых ядерных бурь.

Симонов вернулся через полчаса, радостно потирая руки.

– Есть, Виктор Михайлович! Есть, родимый! Жигуль стоит за домом культуры, у общежития офицерского – на ходу, почти новый, исправен.

– Живем значит. А с бензином что? – нахмурился шкипер.

– Да ты, старый, совсем ослеп? – недоуменно вытаращился на него глаза и махнул рукой в сторону – Вона, сзади КПП колонка стоит, её даже из окна видать!

Виктор поднялся и прошел в другой кабинет – бензоколонки тусклым отблеском стояли под осенним серым небом. «Значит живем». Он вернулся в комнату, в которой дозорный сел перед костром и грелся. Рухнул на пол рядом с ним.

– Живем? – весело поинтересовался Смутьянов.

– Живем, Виктор, живее всех живых – подмигнул ему дозорный – Жаль бедолаг там на мосту, да что поделаешь…

– Да, жаль – покачал головой моряк – Костер тушим, берем бензин, идем к машине. Через час выедем отсюда.

Серое осеннее небо молча смотрело, как среди неподвижной природы каменных зданий и лент асфальтовых дорог шли два старика. Они медленно перемещались в неудобных резиновых костюмах, широко шагая, и несли свой скудный скарб. Набрав бензина они направились через дорогу и зашли за серое, высокое здание, скрывшись под козырьком. Небо больше не видело их. Но слышало. Раздался выстрел.

Глава семнадцатая. Общее горе

Выстрел эхом разлетелся по ближайшим домам, отразился от бетонных стен новостроек и ударился в стены старой крепости. Внутри что-то затрещало и заворочалось, но тут же затихло. Будто старый замок над рекой возмутился нарушившим его покой звуком. Выстрел отзвучал и ушел в прошлое.

Виктор смотрел на окровавленное плечо дозорного и кинулся к нему. Все произошло как в замедленной съемке: вот они открывают машину, звучит выстрел, а вот Вячеслав заваливается на правую сторону, оставляя в воздухе кровавые брызги. Старые армейские привычки возобладали над старым телом. Бросившись к товарищу, он накрыл его своим телом, начав оттаскивать за машину. Неизвестно где стрелявший, но судя по траектории выстрела, он был где-то в доме, в районе второго-третьего этажа. И стрелял он прекрасно – прямое попадание в предплечье руки, которой дозорный хотел открыть водительскую дверь. Мысли метались в голове, Виктор лихорадочно обдумывал что делать, доставая аптечку из вещмешка. Бежать из-под огня? С раненым не успеет, сам погибнет и товарища потеряет. Впереди открытая площадка, деревья далеко, а внутри может быть не один стрелок. Отвлечь? Тоже бесполезно – если противник заберется выше на пару этажей, зона поражения станет больше в разы, и ему и Симонову кранты. Оставалось два варианта: геройский бросок внутрь, в надежде застрелить нападавших в одиночку, или начать переговоры. Времени не было – Симонов ранен, а времени на перегруппировку у противника идет. Он закричал.

– Не стреляйте! Мы мирные люди и не хотим никого трогать! Мы думали, что машина брошена, но если она ваша, то позвольте нам просто уйти! – он кричал громко, надеясь и обозначить себя, чтобы стрелок видел, что ему доверяют, и докричаться, если он уже далеко. Одновременно, Виктор срезал ножом рукав на костюме Смутьянова – резать ткань через резину химзащиты было неудобно, нож скользил в крови. Достав бинты и обезболивающее с противошоковым, Виктор рванул ткань и начал лить на рану чистую воду из бутылки. Симонов судорожно застонал и откинулся головой к машине.

– Брось меня, черт! Руки не чувствую, кранты мне – закрыв глаза, дозорный часто дышал.