Ничего не изменить

Подъехали медленно к КПП. В голове у шкипера промелькнула мысль, что стоит прочесать здания на предмет оружия и припасов, конфиската, но развернувшаяся картина уничтожила даже даже сомнение, что дело того не стоит. Виктор увидел как дозорному стало плохо и придержал слабеющей рукой руль, выравнивая машину. Такого не было даже в Латвии.

Грязной черно-бурой линией лежала река, разделяя две страны. Над ней возвышался мост, полностью забитый не машинами, бронетехникой, а человеческими телами. Вячеслава чуть не стошнило и пришлось дернуть ручник. Немыми горами справа и слева над рекой возвышались древние крепостные стены – памятники человеческим войнам, слепые свидетели кровавых рек. Они созерцали тоже ужасное зрелище, что и всегда, но камни не могли кричать, в отличие от двух старых мужчин, ставших очевидцами этой чудовищной картины. Рассудок Виктора помутился.

Очнулся он лишь тогда, когда фильтр противогаза погнулся и он начал задыхаться. Рядом спал Симонов, прижавший к груди старую икону. Ватными руками шкипер распахнул дверь, открыл багажник, забрал мешок и направился через мост. Подойдя к перилам, он отшатнулся и бросился к машине. Растолкав дозорного, он взвалил его на себя и практически поволок через мост, стараясь обходить тела.

– Из не смотри! – прорычал он через маску противогаза. Симонов кивнул и пошел своими ногами, не отпуская иконы. Там, внизу, под мостом смерти, в реке между двух крепостей, плыли тела людей. Много. Нескончаемым потоком, как в жутком фильме, они совершали свой последний путь – к морю. Потому вода была серо-бурой, грязной от людских тел. Но вода не кричит, как и камни. Она лишь принимает в себя тех, кто был убит клинком на крепостной стене и тех, кого убил человеческий военный гений.

Мост прошли словно в бреду. Моряки остановились лишь в далеко на другой стороне, уйдя в глубь пограничного поселка. Симонов останавливался отдышаться, а Смутьянов, хоть и устал больше, продолжал идти. Вперед и вперед, слепо, как можно дальше отсюда.

Он никогда не забудет этой чудовищной демонстрации самого важного для человеческого существа инстинкта – инстинкта самосохранения. Рваная плоть, красные зубы мертвецов, ошметки одежды, торчащие из погибших ножи и топоры, расколотые черепа детей… он никогда этого не забудет. Великий урок природы, которая влила в открытую человеческую душу страх и способ спасения. Любые средства, любые возможности и никакой морали. Этих людей убили не взрывы или химическое оружие. Ни пограничники, лежавшие у начала моста, истерзанными тлеющими ошметками. Просто ни один из этих людей не перешел мост.

– Итя! Ой! – он услышал окрик сзади и остановился. Шкипер упал на асфальт, стянул противогаз и часто, как собака, задышал. Над ним склонился дозорный, достал бутылку и напоил моряка. Сел рядом, на асфальте, стянув противогаз и положил голову товарища себе на ноги. Два старика на пустынной дороге, без сил и средства передвижения. Их ничего не заботило больше. Каждая такая встреча со смертью давалась им очень тяжело, словно мертвые забирали из них частицу света, добра, жизни. Оставалось совсем не много.

– Витя… Они сами друг-друга? – дозорный промокнул глаза резиновой перчаткой.

– Да. Мост никто не перешел. И снизу никто не добрался. Некуда им бежать было, Слав. И незачем уже – Виктор смотрел в серое осеннее небо и глубоко дышал.

– А мы куда идем? – закрыв лицо руками, Симонов лег на асфальт.

– Не знаю, Слав. Идем куда-то. Может и Кронштадта нет. Может мы умерли давно и попали в ад. Не знаю.

Восстановив силы, Виктор поднялся на ноги и подал руку товарищу. Смутьянов достал дозиметр, сделал замер, сверился с картой и пошагал по дороге. Следом за ним пошел дозорный. Через десять минут нервы у него не выдержали и Смутьянов ощутил сильный рывок за плечо.

– Витя, очнись! Мы ни знаем ни направления, ни цели! Куда мы идем, зачем?! – дозорный смотрел прямо в глаза шкиперу.

– Я не знаю… – Викто развернулся и пошел дальше – Я не знаю куда. Но я знаю зачем.

Он прошел ещё почти километр, в то время, как Симонов не отставал от него ни на шаг.

– Мы идем чтобы жить. Чтобы в нас горел огонь… – моряк устало качнулся и сел на землю

Темнело. Надежда добраться до Ленинграда и Котлина стала призрачной – нет ни транспорта, ни сил. Моряки, помогая друг-другу, побрели в сторону ближайшего здания. Расположившись в каком-то кабинете: достали горелку, две банки консервов, один сухпаек и сели вокруг костерка. В здании было холодно и Симонов раздобыл где-то в кабинетах несколько одеял. Укутавшись в них, старики молча поужинали и легли возле горелки, плотно закрыв дверь. На разговор не хватило сил, потому они просто заснули. Как жить дальше? Куда идти? Как добраться до Кронштадта без транспорта? В беспокойном сне Смутьянову казалось, что он плывет по Нарве с другими людьми. Только ему было страшно, а окружающие смеялись и абсолютно не заботились о том, что их сносит к огромному водопаду. Они шли будто на праздник. Виктора поглотила тьма.