Ничего не изменить

Они часто останавливались, чтобы Вячеслав мог отдохнуть – хотя он вел машину одной рукой, ранение давало о себе знать. Останавливались у магазинов и автостанций, Наталья и Виктор осматривали все и приносили немного съестного или полезного, что удавалось найти. Когда в одном из буфетов Наталье удалось найти пачку галет, шкипер не смог удержаться от смеха, наблюдая как она радостно смотрит на находку и пританцовывает с ней. А потом ему стало грустно – да, они не голодали в последнее время, но вспомнились далекие детские годы, время войны, похлебка из лебеды и голод. Вспомнился многострадальный несломленный Ленинград, в котором не осталось ни одной кошки. Виктор нахмурился и вышел из здания автовокзала, медленно побрел к машине.

– Ленинградцы, дети мои. Ленинградцы, гордость моя… – задумчиво произнес шкипер и вздохнул.

Хрустя найденным печеньем, Наталья явно повеселела и завела разговор. Рассказала как они с мужем познакомились, как поженились, про отдых в Ялте, что в планах было насчет детей.

– Отчего же сразу не завели? – спросил Вячеслав.

– Да как-то не выходило, Вячеслав Игоревич – она называла моряка только по имени и отчеству, ещё чувствуя себя виноватой – Я к профессорам ездила, в Латвию, да они только руками разводили. Мол, все с тобой нормально, причин не видим – никто и не подумал, что это у Коленьки моего проблемы были.

– Да, деток бы надо… – Виктор почесал небритый подбородок – Неизвестно сколько осталось нас, вот что. А впереди, может быть, ещё война будет. Оправится немного люд и вновь друг-друга рвать будут, пуще прежнего, с камнями и дубинами. Каждый человек нынче на счету. Ты, вот, медик, тебе всегда рады будут.

– Да какой я медик! Так, руки-ноги пришить могу, а вот на большее не хватает. Тут другие спецы нужны, ученые разные, чтобы жизнь новую устроить могли.

– Это да, но и обычный люд, рабочий, нужен будет всегда. Думаю, кронштадцы любой помощи рады будут.

Дальше ехали молча. Через полчаса Вячеслав свернул на обочину – нужно было поесть и поспать. Виктор вышел из машину, проверил пистолет в подсумке и направился в ближайший деревенский дом. Как оказалось, это был дом почтальона, но хозяина самого не было – лишь синяя куртка висела в прихожей. Шкипер проверил дома вокруг – пусто. Вернувшись к машине, взвалил себе на спину потяжелевший вещмешок и вместе с Натальей и дозорным направился обратно к домику.

Расположились уютно – старая «голандка» с плиткой сразу дала тепло и позволила не только обогреться, но даже выстираться и вымыться. В соседней комнате поставили два ведра и таз – таким нехитрым способом организовали баню. Оделись в чистое – часть вещей взяли у Натальи в комнате, а часть из рундука почтальона. Что-то выбросили, а теплые вещи и белье теперь сушилось над плитой, на растянутой веревке.

– Ну что, товарищи – шкипер поставил чашку с горячим чаем на стол, почесав подбородок – Предлагаю в целях восстановления сил остаться на ночлег. Отдохнем день и дальше двинем – впереди сто сорок верст почти, неизвестно, где ещё удастся в тепле да сытости побывать. Торопиться надо, но не поспешать.

– Я-то только за, мне за рулем ещё несколько часов не усидеть – развел руками дозорный – Тем более, с чаю да тепла разморило, отдохнуть надо.

– Наталья, как думаешь? – Виктор повернулся к женщине.

– Ой, дядечки мои, да как скажите так и будет – замахала она руками.

– Тогда решено: день отдыхаем, высыпаемся, отъедаемся, утром одеваемся в чистое, завтракаем и в путь. Если Вячеслав в порядке будет, так до полудня доберемся. На часах четыре, так что отдых всем, посуду не мыть, не убирать, силы беречь. И дай Бог тому почтальону, который нам и дров и харчей оставил. А если в живых нет – Виктор вздохнул – пусть земля ему пухом будет.

Уже вечером, сидя в чистой рубахе за столом, под светом масляной лампы, Виктор рассматривал найденные письма. Они случайно оказались в кипе бумаги, которую он хотел пустить на растопку. Разбирая почерки, он откладывал те конверты, на которых адресатами числились питерцы и кронштадцы – возможно, люди кому они предназначались ещё живы и удастся передать весточку. В Усть-луге (как назывался поселок) оказалось много жителей, которых имели родственников или знакомых в северной столице. Один из конвертов был распечатан и письмо выпало на стол. Повинуясь неведомому порыву, моряк взял сложенный листок в руки и начал читать.

«11 августа 1985 года. Усть-луга.

Дорогой Евгений! Я уже перестала надеяться, что мои письма доходят до тебя. Я понимаю, что работа на Севере тяжелая и не всегда удается отвлечься, но надеюсь, что мои письма принесут тебе хоть частичку радости из дома. Лешка совсем большой, ведет себя хорошо, готовлю его к школе. Надеялся, что ты приедешь к началу учебного года, но, видимо, теперь будем ждать до Нового Года. Я продолжаю работать в колхозе, иногда нас вывозят убирать капусту у Ленинграда, но денег все равно не хватает. Мы не получали от тебя вестей с марта месяца, очень волнуемся. Пожалуйста, напиши хоть строчку. Мы очень скучаем. Твоя Галя».