Ничего, кроме личного

– Так он действительно был геем? Это кто-то может подтвердить?

– Любой, кто близко знал его. Спросите сестру, сослуживцев.

– И он был в вас влюблен?

– Нет, конечно. – Антон впервые рассмеялся. – Но мы твердо будем стоять на версии любви. Безответной и всепоглощающей любви. Опровергнуть это невозможно.

– Тогда позвольте еще один вопрос. В суде, даже не сомневайтесь, его вам зададут. У вас была с ним связь?

– Какая?

– Сексуальная.

– Конечно, нет, я натурал, как это сейчас называется.

Адольф Абрамович соображал. Впервые он соображал медленнее своего подзащитного.

– И вот еще что я хочу вам сказать, – вклинился в его размышления Петухов. – Адольф Абрамович, меня не устраивает свобода без элеватора. Примите это во внимание. Такой вариант мы даже не обсуждаем. Элеватор – это мой бизнес, моя жизнь, моя душа, если хотите. За схему с покаянным признанием мошенничества я вам платить не буду. Ни рубля. Ни копейки. Только за линию любви. Никакого мошеннического сговора. Только чистая и безответная любовь чиновника к бизнесмену. Если вы готовы придерживаться этой линии, я вас нанимаю. В противном случае приношу извинения за беспокойство.

В эту минуту Петухов стал почти красив. Он говорил уверенно, слова получались увесистыми, как полные пригоршни зерна на его чертовом элеваторе.

«Твою ж мать! И этого человека какой-то Тихон Ерофеевич пытался поставить раком? А может, он и вправду любил его? Господи, какой бред я несу!»

Адольф Абрамович не стал говорить подобающую в переговорах фразу «Мне надо подумать». Он сказал короче:

– Я согласен.

Они пожали руки.

– Вот еще, – на прощание сказал адвокат, – эта версия должна быть полной неожиданностью для прокурора. Нужен оглушительный эффект в суде. Вы меня поняли?

– Вы про то, чтобы я не делился любовной лирикой со следователем? – ухмыльнулся Антон. – Обижаете. Мне достался некий Александр Игоревич, довольно быдловатый тип, он совсем не подходит для обсуждения светлого чувства.

«Он еще и шутит. Зная Санька, можно себе представить, каково приходится Петухову. Его ж через колено ломают», – подумал Адольф Абрамович, чувствуя, как растет градус уважения к подзащитному.

Он застеснялся этого чувства и поспешно вызвал конвой. Петухова увели в камеру.

Адольф Абрамович собирал бумаги и думал о том, как меняет человека дело, которому он служит. Наверняка Тихон Ерофеевич не был дураком и тщательно выбирал партнера для мошенничества. Неужели пара лет реального бизнеса может так изменить человека?

Наверное, бизнес бизнесу рознь. Есть торговля воздухом. Такой бизнес шлифует манеру держаться и речевые приемы. Это шлифовка понтов. А есть бизнес, где гулкие склады и громкие машины, тонны и цистерны, гектары и киловатты, где бригадиры держат нервы рабочих в своих заскорузлых руках. Где нужно сдюжить и создать то, что кому-то реально нужно, а не засорять мир виртуальным барахлом. Такой бизнес шлифует не понты, а характер человека. Это и случилось, похоже, с Петуховым.

А он сам? Что с ним сделал его бизнес? Как отразилась на нем вечная торговля чужим несчастьем?

В этом месте Адольф Абрамович оборвал размышления, опасаясь, что зайдет слишком далеко, и пошел к себе в гостиницу. В единственную приличную гостиницу этого города, в «Черноморские зори».

Поиск свидетелей

Адвокат знал людей. По крайней мере, он так думал. В меру своего знания он понимал, что эффект неожиданности может изменить ход судебного заседания. Безответная любовь чиновника-гея способна сломать линию прокурора, зайти с тыла и нанести сокрушительный удар. Да, Петухов определенно гений.

Но так же хорошо адвокат знал и другое. В России про покойников стараются говорить только хорошее. Если сказать нечего, то молчат. Правда, делают исключение для политиков, которых после смерти поливают помоями с особым сладострастием. И тут возникает проблема. Суду понадобятся свидетели нетрадиционной ориентации чиновника. Где их взять? Кто возьмет на себя неблагодарную роль омрачить память о Тихоне Ерофеевиче? Тот же свои пристрастия не выпячивал, деликатно скрывал. Внешне не выделялся, даже серьгу не носил.

Петухов говорил о сестре покойного, о сослуживцах. Но как к ним подступиться? «Вы не подскажете, был ли Тихон Ерофеевич геем?» Хорошо, если промолчат в ответ. А то ведь еще и плюнут. «Люди у нас такие. Живых гнобят, а за покойника морду набьют», – размышлял адвокат об особенностях национального характера.

Мучаясь этой проблемой, он решил позвонить Виктору. Они периодически созванивались. Виктора к Антону не пускали, и потому адвокат был единственным каналом получения сведений о том, каково сейчас Петухову.

– Добрый день, Виктор! Не разбудил?

– Нет, что вы… – Голос не оставлял сомнений, что Виктор спал.

– Простите, Виктор, но я по делу.

– Не извиняйтесь, я же все понимаю. Как там Антон?

– Нормально, – отмахнулся адвокат.

Виктор шумно вздохнул, ему хотелось развернутого ответа. «Господи, а этот? Уж не влюбился ли?» – поддел себя Адольф Абрамович.